Пыхтел сам шериф. В свете луны они видели его теперь совершенно отчетливо. Он, надсаживаясь и вполголоса хрюкая, как и положено излишне грузным людям, что-то рыл.
Яму он рыл.
Вот он закончил. Вогнал лопату в землю. Вытер лицо рукавом. Некоторое время неразборчиво и коротко бормотал вполголоса — ни Скалли, ни Молдер не разобрали ни слова. Присел на корточки. В просеянном сквозь ветви мерцании луны в руке шерифа тускло блеснуло лезвие. Он что-то резал — не понять, что. Потом долго крутил что-то в могучих руках. И аккуратно уложил это что-то в выкопанную с такой истовостью яму. Она была, как прикинул Молдер, глубиной не более фута.
И забросал все землей.
И, все еще не в силах выровнять дыхание, шумно отдуваясь и ничуть, казалось бы, не стараясь прятаться и вести себя потише — ушел.
Агенты выждали с минуту, но нетерпение гнало их к засыпанной яме. В этом безумном деле наконец-то появилась хоть какая-то реальная зацепка — и стоя от нее в двух шагах, но не двигаясь с места, можно было сойти с ума. Что хоронил, что прятал шериф Джим-Джим? Куски недоеденной плоти? Покаянную исповедь на случай безвременной смерти? Золото и брильянты? Гадать было не время и не место. Ведь что-то да прятал!
Не сговариваясь, оба одновременно рванулись к кладу.
Рыть пришлось руками. Хорошо, что земля была мягкой. Молдер торопливо разгребал рыхлый слой обеими ладонями — и вдруг ему пришло в голову, что, если поглядеть со стороны, он сейчас похож на животное куда больше, нежели шериф, который споро, но, в отличие от него — отнюдь не лихорадочно, работал, как и подобает человеку, лопатой.
Эта мысль его подкосила. Он даже замер.
— Что там? — свистящим шепотом спросила Скалли, безоговорочно решив, что, коль скоро он перестал наяривать передними лапами, добыча уже у него.
— Ты знаешь, Дэйна, — сказал Молдер, — мы, пожалуй, не правы. Если человек покрыт шерстью, это еще не значит, что он волк.
— Ты к чему это? — раздраженно спросила Скалли. Фокс, похоже, совсем слетел с катушек. Сейчас он ни много ни мало, сам того еще, возможно, не понимая, посягал на ее триумф, до которого оставались какие-то минуты!
— Мы сейчас повинны в чем-то вроде расовой дискриминации. Если у человека ненормально много волос на теле — это не причина считать его вообще ненормальным.
— Фокс, давай не сейчас, а? — взмолилась Скалли, изо всех сил пытаясь сохранить в голосе хотя бы тень дружелюбия. — Протяни руку — и мы все узнаем.
Молдер протянул руку.
В ямке лежала половина картофелины.
Скалли, не выдержав, тоже присела на корточки и принялась остервенело просеивать землю между пальцами. Но и тут, и там она ощущала пределы выкопанной шерифом ямы, однозначно обозначаемые более твердой, не вскопанной землей. Там ничего больше не пряталось — лишь дурацкая половина дурацкой картошки.
Молдер засмеялся.
— Ты что? — испугалась Скалли.
— Подлинная подделка, — сказал он, перестав понижать голос.
И тут, высветив с кристальной четкостью их очередное фиаско, на них свалился внезапный луч фонаря.
— Могу я спросить, что вы тут затеяли? — спросил шериф.
Молдер медленно поднял лицо и сощурился; свет фонарика, который держал шериф в левой руке, слепил.
Молдер встал. Скалли тоже выпрямилась, нервно отряхивая ладони.
— Мы эксгумировали вашу картофелину, — нехотя сказал Молдер, решив, что от Скалли ни он, ни шериф не дождутся теперь ни слова.
Шериф ухмыльнулся.
— Могу я полюбопытствовать, какого хрена вам это понадобилось?
Скалли решительно выступила вперед.
— Шериф, — начала она металлическим голосом. — Согласно многолетней статистике, очень многие серийные убийцы увлеченно и успешно служат в полиции. И находятся на прекрасном счету у начальства. И часто занимают руководящие посты в местных полицейских управлениях. Так что любая группа, работающая в контакте с местной полицией, должна соблюдать предельную осторожность в таких случаях, как данный.
— Это вы к чему? — озадаченно спросил шериф.
Молдер протянул ему листок с портретом Джим-Джима.
— Это она к тому, — сказал он, — что вы не так давно были собакой.
Шериф направил луч фонарика на листок и несколько мгновений молча всматривался в ком шерсти с глазами, изображенный на нем. Молдер мог бы поклясться: на лице шерифа проступило мечтательное, даже чуточку грустное выражение.
— А у меня ни одного такого не сохранилось, — сказал шериф тихонько. — Надо же, какой я тогда был худой.
— Значит, это действительно вы?
— Ну, разумеется. Да тут и тайны никакой нет. Лет двенадцать я зарабатывал себе на жизнь в клетке. А однажды утром заметил у себя на голове лысинку и понял, что теряю не только шерсть, но и работу. Надо было что-то придумывать — и я сбежал. В конце концов, — он привычным движением пригладил свою сверкающую полированную голову, — волосы у меня пропали все. Я имею в виду, тут, наверху. На теле их еще до черта, так что я никогда не загораю и не купаюсь в людных местах… стесняюсь теперь. И лаять почти перестал. Только если уж ситуация требует… Скалли не сдавалась.
— Это все прекрасно, но что-то я не вижу ни малейшей связи между вашей повестью и этой чудесно отпрепарированной картофелиной, — с прежней металлической жесткостью произнесла она.
— Что-то я никак не вспомню, когда на картошку были распространены законы о неприкосновенности личности, — с серьезным видом сказал шериф. Но глаза его весело искрились.
— Ответьте агенту Скалли, шериф, — с безнадежностью в голосе принял сторону напарника Молдер.
— С удовольствием. У меня, извиняюсь, бородавки на руке.
— Все равно я не вижу связи с картошкой. Шериф вздохнул.
— Чтобы избавиться от бородавок, — терпеливо объяснил он, — нужно отрезать ломтик свежей картошки, натереть им бородавки, а потом, обязательно в полнолуние, похоронить. С подобающим уважением.
Агенты молчали.
— Вы что, и впрямь никогда об этом не слышали? — с неподдельным изумлением спросил шериф. — Самый верный способ!
Молдер покивал, а потом, поджав губы, кинул картошку в ее могилу.
— Расследование движется не слишком хорошо, правда? — спросил шериф.
Ответа он не дождался.
10 октября, 01.23
Скалли проснулась от ошалелого стука в дверь. Она хотела уже крикнуть: «Войдите, не заперто!» — но тут и впрямь кто-то вошел, громко топая; и она, еще плохо соображая спросонок, выхватила пистолет.
Однако это оказался всего лишь мистер Лэйни.
Он был пьян, и его сильно качало. Из глаз его текли слезы. Не обращая внимания на ствол, глядевший ему в грудь чуть выше его укутанного, спеленатого братца, он рухнул на колени возле постели Скалли и простер к ней трясущиеся руки с растопыренными пальцами.
