— Да, — сказал Сен-Жермен. — Вы встали.
— И пошел сюда. — Неожиданно вздрогнув, Джеймс отвернулся.
Сен-Жермен выждал с минуту, потом снова заговорил:
— Мистер Три, то, что вы испытали, ввергло вас в шок, проходящий не сразу. Понадобится терпение, мое и ваше, чтобы в ходе нашей беседы вы смогли уяснить реальное положение дел.
— Это звучит зловеще, — с усилием произнес Джеймс.
— Не зловеще, — мягко поправил его собеседник. — Несколько интригующе и тревожаще, может быть, но не зловеще. — Он сел поудобнее, вытянув ноги. — Мистер Три, Мадлен дала мне понять, что она вам рассказывала о своей сущности. Это правда? — Вопрос был излишним, ибо Мадлен извещала его обо всех сложностях своих отношений с американцем. Журналисту многое говорилось, но тот упрямо отказывался вникать в вещи подобного рода.
— Правда лишь то, что она сообщила мне кое-какие подробности своей биографии, например дату рождения, а я взял это на заметку и…
Сен-Жермен сдвинул брови.
— А вы не преминули проверить ее слова?
— Да, — вздыхая, признался Джеймс. — Она сама на том настояла. Да и мне было любопытно ознакомиться с историей аристократической французской семьи. — Он зябко потер ладони, впадая в прежнее нервозное состояние.
— И что же вы обнаружили? — вежливо, почти равнодушно спросил Сен-Жермен, но что-то в его темных глазах, заставило Джеймса поторопиться с ответом.
— Ну, что действительно существовала некая Мадлен де Монталье, родившаяся в восемнадцатом веке, и что она умерла в Париже в тысяча семьсот сорок четвертом году, едва достигнув двадцатилетнего возраста. Мемуары гласят, что эта девушка была просто красавицей. — Журналист помолчал. — Так же как и Мадлен.
— Это вас удивило? — спросил Сен-Жермен.
— Ну, в одной семье… — вяло заговорил Джеймс и сбился. — Старинный портрет очень схож с ней, что давало повод Мадлен утверждать, будто он написан с нее. — Последние слова американец проговорил очень быстро, словно боясь вдуматься в них, и затих.
— Но вы в том сомневались, — подсказал Сен-Жермен. — Почему?
— Слышали бы вы ее бредни! — взорвался Джеймс, вскакивая со стула. — Она заявляла… — Он вновь осекся и устало вздохнул. — Послушайте, я знаю, что вы когда-то были ее любовником. Вам должны быть известны ее фантазии на свой счет.
Журналист умолк, глядя в огонь и прислушиваясь к собственным ощущениям. Главными из них были странное беспокойство и голод, который с каждой минутой грыз все сильней. Если бы ему дали поесть, возможно, нервозность ушла бы. Перед его внутренним взором зароились бесформенные видения, потом из них вырисовалась столовая с высокими окнами. Он ужинает. Мадлен сидит напротив, в углу. Она ведь и впрямь никогда с ним не ела. Джеймс передернулся, потом попытался припомнить вкус соуса к рыбе, и его чуть не стошнило.
— Я знаю о них, — донеслось до него как сквозь ватную пелену. — И знаю, что вам говорилось. Еще лет двадцать лет назад Мадлен безуспешно пыталась вам втолковать, что она не совсем человек, ибо однажды волей судеб ей пришлось стать вампиром. Вы этому не поверили, мистер Три. Как не поверили и тому, что вам после смерти уготовано то же. Однако все это чистая правда. Примите ее, мистер Три.
Джеймс обернулся так резко, что едва устоял на ногах.
— Ну да! Клыки, черные плащи, кладбища и подобная всячина. Мадлен никак не может быть с этим связана.
— С этим, конечно, нет.
— Еще она говорила, — продолжил Джеймс, задыхаясь, — что повинны в ее перемене именно вы! — Американец выпалил это как явную глупость, совершенно не ожидая, что реакцией на его заявление будет мрачный кивок. — Она утверждала, будто сама… — упавшим голосом сказал он.
— Все верно. Она добровольно пошла на это, хотя у нее был выбор. — Граф подобрался и сел прямо. Джеймс замер. — История повторяется, мистер Три. Я вызвал изменения в ней, она их вызвала в вас.
— Перестаньте! — громким от раздражения голосом прервал собеседника Джеймс. — Вам вовсе незачем себя оговаривать.
— Ну, в некотором смысле я и впрямь предпочел бы оставить эту часть моей жизни сокрытой, — вежливо кивнул Сен-Жермен. — Однако мне в ваших же интересах приходится быть откровенным.
Джеймсу хотелось взвыть, чтобы не слышать этого человека, спокойным, будничным тоном несущего невозможную околесицу.
— Не надо шутить, — прорычал он, стискивая зубы.
— Мистер Три, — уронил Сен-Жермен, и что-то в его тоне заставило Джеймса примолкнуть. — Мистер Три, мы не можем позволить себе такую роскошь, как самообман. Я сознавал, что вы плохо подготовлены к настоящей коллизии, но все же надеялся, что вы сами начнете задавать мне вопросы. Поскольку этого не происходит, мне волей-неволей следует вам кое-что объяснить. Нет, — повелительно взмахнул он рукой, — пожалуйста, помолчите. Наберитесь терпения и выслушайте меня. Потом можете поступить как вам заблагорассудится, но пока будьте благоразумны и не поддавайтесь естественному желанию отрицать все и вся.
Обескураженный Джеймс сцепил за спиной руки и отошел от камина в надежде нейтрализовать в себе безотчетные страхи.
— Хорошо, продолжайте.
Граф сухо кивнул и, улыбнувшись одними губами, заговорил:
— Насколько я помню, вы стали любовником Мадлен где-то в тысяча девятьсот двадцатом году, а в двадцать пятом она попыталась растолковать вам, что с вами станется после смерти. — Он видел, как морщится собеседник, но не стал смягчать свои слова. — Связь с ней сделала вас существом, способным при определенных условиях пережить собственную кончину. Это возможно — в тех случаях, когда предсмертным обстоятельствам не сопутствует разрушение центральной нервной системы.
— Вы такой же, как и Мадлен, — пробормотал Джеймс, покосившись на дверь. Кто бы ни сидел перед ним, сумасшедший, шутник или шарлатан, ровность тона придавала всем его бредням жутковатую убедительность.
— Нет, я ведь много старше ее, — нахмурился Сен-Жермен и продолжил: — Процесс, проходящий в вас, сделался необратимым уже в тысяча девятьсот двадцать втором году, но Мадлен набиралась мужества еще года два, прежде чем сообщить вам об этом. Мысль о том, что вы от нее отшатнетесь, была ей невыносима. Однако она не могла долее оставлять вас игрушкой в море случайностей и нашла в себе силы во всем признаться.
— Это безумие, — выдохнул Джеймс, обращаясь к стенам и потолку. — Безумие, и ничего больше.
— Вы сознаете всю силу ее любви? — резко спросил Сен-Жермен, игнорируя восклицание. — Вы понимаете, на что она шла, заботясь о вашей драгоценной персоне? Постарайтесь уразуметь: Мадлен, рискуя бесповоротно вас потерять, выложила все карты на стол, чтобы возможная трансформация не причинила вам боли. — Он выпрямился, скрестив на груди руки. — А вы превращаете ее дар в мусор, отказываясь признать, что изменение совершилось.
