— Посмотри, мама Анги! — крикнул Динни. — Это фейерверк!
— Да, но хорошие маленькие мальчики уже должны лежать в кроватке. — Анги Хиршфилд взяла за руку малыша, чувствуя, что должно произойти что-то ужасное, возможно даже хуже, чем сам супергрипп.
— Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искры, — хныкал Динни, но Анги увела мальчика.
Джулия Лори подошла к Крысолову, единственному мужчине в Лас-Вегасе, которого она считала слишком страшным, чтобы с ним можно было спать… разве только в случае крайней нужды. Его черная кожа блестела при вспышках сварки. Одет он был наподобие эфиопского пирата — широкие шелковые шаровары, красный кушак и ожерелье из серебряных долларов вокруг тощей шеи.
— Что это, Крысолов? — спросила она.
— Крысолов не знает, дорогая, но он кое-что предполагает. Похоже, завтра предстоит черная работенка, очень черная. Хочешь переспать с Крысоловом, дорогая?
— Возможно, — ответила Джулия, — но только если ты знаешь, что все это значит.
— Завтра об этом узнает весь Лас-Вегас, — ответил Крысолов. — Пойдем со мной, дорогая, и я открою тебе девять тысяч имен Бога.
Но Джулия к большому неудовольствию Крысолова ушла прочь.
К тому времени, когда Ллойд отправился спать, работа была выполнена, и зеваки стали расходиться. Две огромные клетки стояли на низких платформах грузовиков. С правой и левой сторон виднелись квадратные отверстия. Рядом с клетками были припаркованы четыре машины, каждая с петлей. К каждой петле была присоединена огромная цепь. Цепи извивались по лужайке перед Гранд-отелем, и каждая исчезала в квадратном отверстии клетки. А на конце каждой цепи виднелось по наручнику.
На рассвете 30 сентября Ларри услышал, как в дальнем конце коридора открылась дверь. Торопливые шаги приближались. Ларри лежал на койке, заложив руки за голову. Он не спал всю ночь. Он
(думал? молился?)
В общем, это одно и то же. Но что бы там ни было, старая рана в нем самом наконец-то закрылась, оставив его в покое. Он почувствовал, как два человека, которыми он был всю свою жизнь, — реальный и выдуманный — слились в одно живое существо. Его матери понравился бы такой Ларри. И Рите Блэкмур. Это был Ларри, которому Уэйну Стаки не пришлось бы ничего объяснять. Это был Ларри, который понравился бы даже той девушке — «оральному гигиенисту».
«Я умру. Если есть Господь Бог — а теперь я уверен в этом, — значит, это Его воля. Мы умрем, и каким-то образом наша смерть положит конец всему этому».
Он подозревал, что Глен Бейтмен уже мертв. Вчера в одном из коридоров слышалась стрельба. И скорее всего, стрельба доносилась оттуда, куда увели Глена. Что ж, он был стар, его измучил артрит, и что бы там Флегг ни спланировал для них на сегодняшнее утро, это будет намного хуже.
Шаги замерли около его камеры.
— Вставай, — услышал он неприятный голос. — Крысолов пришел за твоей мертвой задницей.
Ларри оглянулся. В дверях камеры, держа в руке меч, стоял черный усмехающийся пират, на его шее было ожерелье из серебряных долларов. Позади него стоял маленький человечек, кажется, его звали Берлсон.
— А в чем дело?
— Дорогой, — сказал пират, — это конец. Конец всему.
Отлично, — ответил Ларри и встал.
Берлсон заговорил быстро, и Ларри понял, что тот боится.
— Я хочу, чтобы ты знал, это не моя идея.
— Как и все остальное, насколько я понял, — сказал Ларри. — Кого убили вчера?
— Бейтмена, — опуская глаза, ответил Берлсон. — При попытке к бегству.
— Попытка к бегству, — пробормотал Ларри. Он рассмеялся. Крысолов, передразнивая его, тоже захихикал.
Открыв дверь камеры, с наручниками наготове, Берлсон вошел внутрь. Ларри не оказал никакого сопротивления; он молча протянул руки. Берлсон защелкнул браслеты.
— Попытка к бегству, — сказал Ларри. — В один прекрасный день и ты будешь убит при попытке к бегству, Берлсон. — Глаза его метнулись в сторону пирата. — И ты тоже, Крысолов. Убит при попытке скрыться. — Он снова рассмеялся, но теперь Крысолов не поддержал его. Он молча смотрел на Ларри, а потом замахнулся своим мечом.
— Опусти это, придурок, — приказал Берлсон.
Они шли гуськом — Берлсон, Ларри и Крысолов, замыкающий шествие. В дальнем конце крыла к ним присоединились еще пятеро мужчин. Одним из них был Ральф, также в наручниках.
— Эй, Ларри, — печально произнес он. — Ты слышал? Они сказали тебе?
— Да. Я слышал.
— Ублюдки. Дня них же почти все кончено, ведь так?
— Да, конечно.
— Заткнитесь! — заорал один из охранников. — Это вам конец. Подождите, увидите, что он приготовил для вас. Будет просто здорово!
— Нет, вам конец, — настаивал Ральф. — Неужели вы не понимаете? Не чувствуете?
Крысолов толкнул Ральфа так, что тот чуть не упал.
— Заткнитесь! — закричал он. — Крысолов не желает слушать весь этот бред сумасшедшего! Не же-ла-ю!
— А чего это ты так побледнел, Крысолов? — улыбаясь, осведомился Ларри. — Какой ты бледный! Это ты скорее похож на покойника, а не я.
Крысолов снова схватился за меч, но это не было жестом угрозы. Он казался испуганным, как и остальные. Все испытывали ощущение надвигающейся на них огромной, неведомой силы.
В залитом солнцем дворе окружной тюрьмы стоял фургон с надписью: «ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА ЛАС-ВЕГАСА». Ларри и Ральфа втолкнули внутрь. Хлопнули дверцы, завелся мотор, и машина тронулась. Они сидели на твердых деревянных скамьях, держа закованные в наручники руки между коленями.
Ральф тихо произнес:
— Я слышал, как один из них говорил, что собрались все жители Лас-Вегаса. Думаешь, они распнут нас на крестах, Ларри?
— Что-то вроде этого. — Ларри посмотрел на Ральфа: крупный, сильный мужчина, неизменная шляпа основательно помята, но перышко по-прежнему торчало вверх из-за околыша. — Ты боишься, Ральф?
— Да, боюсь, — прошептал Ральф. — Я как ребенок, когда цело касается боли. Я боюсь даже укола. Я всегда находил причины, чтобы увильнуть от прививок, если мог. А ты?
— Ужасно. Ты можешь сесть рядом со мной?
Ральф встал, звеня цепочкой наручников, и сел рядом с Ларри. Несколько мгновений они молчали, а затем Ральф сказал:
— Да, ну и встряли же мы.
— И не говори.
— Хотел бы я знать, что нам предстоит. Пока что, я думаю, он собирается сделать с нами что-то вроде шоу. Чтобы все видели, какой он сильный и великий. Неужели мы проделали весь этот путь только ради этого?
— Не знаю.
Фургон ехал дальше, а двое пленников молча сидели на скамье, сжав руки. Ларри боялся, но за этим страхом стояло более глубокое чувство спокойствия и уверенности. И оно собиралось проявить себя.
