Ральф покачал головой. Сейчас его уже ничто не могло удивить. Лахесис: Самолет Дипно врежется именно в северную часть здания Общественного центра. Ребенок умрет, если не будут приняты какие-то меры… Но подобному нельзя позволить произойти. Этот мальчик не должен умереть раньше времени.
5
Лахесис с надеждой смотрел на Ральфа. Экран зеленого света исчез между его пальцами.
Довольно разговоров, Ральф, — Эд уже в воздухе, менее чем в ста милях отсюда. Еще немного, и станет поздно останавливать его.
Слова Лахесиса привели Ральфа в бешенство, но он сдержался.
Именно этого коротышки и хотят от него. Они хотят, чтобы они с Луизой оба впали в бешенство.
— А я говорю, что все это не имеет никакого значения, пока я не пойму, в чем дело. Не позволю сбить себя с толку.
Клото: Тогда слушай. Время от времени в мире рождается человек, мужчина или женщина, чья жизнь важна не только для него или нее и даже не только для всех живущих в мире Шот-таймеров, но значение которой непреходяще для многих уровней, расположенных над и под миром Шоттаймеров. Это Великие Люди, и их жизни всегда служат Предопределению. Если их забирают слишком быстро, все меняется. Утрачивается равновесие. Можешь представить, насколько иным был бы мир, утони Гитлер в детстве в ванной? Ты можешь считать, что в таком случае мир изменился бы к лучшему, но, уверяю тебя, тогда мир вообще перестал бы существовать. Предположим, Уинстон Черчилль умер бы от пищевого отравления, так и не став премьер-министром?
Предположим, император Октавиан Август родился мертвым, удушенный пуповиной? А личность, которую мы просим спасти, еще более важна, чем все названные выше вместе взятые.
— Черт, мы с Луизой один раз уже спасли этого ребенка! Неужели вопрос его возврата Предопределению не разрешился?
Лахесис: Да, но ему угрожает Эд Дипно, потому что Эд не имеет четкого отношения ни к Предопределению, ни к Слепому Случаю. Из всех живущих на земле один лишь Дипно может причинить вред этому малышу до того, как пробьет его час. Если Дипно потерпит неудачу, мальчик будет в безопасности — он спокойно дождется своего времени, а затем появится на сцене, исполнив короткую, но чрезвычайно важную роль.
— Значит, одна жизнь играет огромную роль?
Лахесис: Да. Если ребенок умрет, рухнет Башня всего существования, а значение такого события вне вашего понимания, как, впрочем, и нашего. Ральф уставился на носки своих ботинок. Голова налилась свинцом.
Какая ирония заключалась во всем сказанном… Атропос завел Эда, развив в нем комплекс мессии… Явившийся, возможно, побочным продуктом неопределенного положения молодого человека. Эд не понимал — и не поверил бы, даже скажи ему кто-нибудь об этом, — что Атропос с боссами из высших уровней намерены использовать его в качестве не спасителя, но убийцы Мессии.
Ральф взглянул на встревоженные лица обоих лысоголовых врачей-коротышек:
— Ладно. Не знаю, как я смогу остановить Эда, но попробую.
Клото и Лахесис переглянулись, и на их лицах расцвела широкая (и очень человечная) улыбка облегчения. Ральф предостерегающе поднял палец:
— Подождите. Вы не дослушали до конца.
Улыбки поблекли.
— Я хочу от вас кое-что взамен. Одну жизнь. Взамен жизни четырехлетнего мальчика я прошу…
6
Луиза не расслышала окончания фразы; Ральф перешел на шепот, но сердце ее упало, когда женщина увидела, как закачали головами Клото и Лахесис. Лахесис: Понимаю твое горе. Конечно, Атропос может выполнить свое обещание. Но все же ты должен понимать, что эта жизнь не так важна, как… Ральф: — Я считаю иначе. Для меня она так же важна. Вы должны понять, что для меня обе эти жизни равноценны… Луиза не слышала, что говорил Ральф, однако голос Клото был громок и четок; от отчаяния он чуть ли не кричал:
Это разные вещи! Жизнь этого мальчика совершенно другое дело!
Теперь она услышала, как Ральф с бесстрашной, неопровержимой логикой, напомнившей Луизе ее отца, произнес:
— Все жизни различны. Все они бесценны. Конечно, это лишь мое близорукое мнение Шот-таймера, но вам придется смириться, ибо сейчас балом правлю я. Условия следующие: жизнь для вас, жизнь для меня. Вам остается только пообещать, и сделка состоялась.
Лахесис: Ральф, пожалуйста! Пойми, прошу тебя, мы не имеем права! Момент тишины. Затем Ральф заговорил — мягко, хотя и громко.
Однако это было последнее, что уловила Луиза из разговора.
— Между не может и не имеем права пролегает целая пропасть. Разве не так?
Клото что-то ответил, но Луиза уловила только обрывок фразы сделка возможна.
Лахесис яростно закачал головой. Ральф возразил, а Лахесис ответил мрачным жестом, имитируя движение ножниц.
Удивительно, но на это Ральф рассмеялся и кивнул.
Клото положил руку на плечо своего коллеги, что-то доказывая, прежде чем повернулся к Ральфу.
Луиза сцепила руки, страстно желая, чтобы они достигли соглашения.
Любого соглашения, которое удержало бы Эда Дипно от убийства тысяч людей.
Внезапно склон холма осветился белым сиянием. Сначала Луизе показалось, что свет изливается с неба, но только потому, что мифы и религия научили женщину считать небо единственным источником сверхъестественного. В действительности же казалось, что свет исходил отовсюду — его излучали деревья, небо, земля, даже сама она источала сияние.
Затем раздался голос… Скорее Глас. Он произнес лишь три слова, но они колокольным звоном отдались в голове Луизы:
ДА БУДЕТ ТАК.
Она увидела, как Клото, чье личико превратилось в слепок благоговейного ужаса, полез в задний карман и извлек из него ножницы. Он повертел их в руке, чуть не уронив. Луиза испытывала искреннюю жалость к нервничающему человечку. Затем Клото, взяв ножницы обеими руками, раскрыл лезвия.
И вновь три слова:
ДА БУДЕТ ТАК.
На этот раз за ним последовала вспышка такой яркости, что на мгновение Луизе показалось, что она ослепла. Она прижала ладони к глазам, но увидела — в самый последний момент, — как свет сконцентрировался на ножницах, превращая их в две скрещенные молнии.
И не было убежища от этого света; он превратил ее веки и руки, прикрывающие глаза, в прозрачное стекло. Сияние, словно рентгеновские лучи, просветило ее плоть. Откуда-то издалека раздался крик, подозрительно напоминающий голос Луизы Чесс:
— Выключи! Господи, погаси свет, пока он не убил меня!
Наконец, когда ей уже казалось, что она больше не выдержит, свет начал терять яркость и ослепительность. Сияние исчезло — кроме остаточного изображения, плавающего среди новой темноты в фантомном образе ножниц, и Луиза медленно открыла глаза. Мгновение она видела лишь сверкающий синий крест и подумала, что на самом деле слепнет. Затем, словно фотография, начал проявляться мир. Она увидела Ральфа, Клото и Лахесиса, опускавших руки и в слепом недоумении оглядывавшихся по сторонам.
