Страх опустился на нее, как облако пуха. Она замерла на месте и затаила дыхание.
Снова раздался стук, на этот раз погромче.
«Господи, – подумала она. – Спасибо хоть шторы опущены».
Вслед за этой мыслью сердце ей сжала холодная уверенность в том, что она оставила велосипед где-нибудь на виду перед домом. Так ли это? Она не могла вспомнить.
Стук раздался еще раз, и женский голос спросил:
– Есть кто-нибудь дома?
Фрэн сидела, не шевелясь. Она неожиданно вспомнила, что оставила велосипед за домом, под бельевой веревкой. От фасада его не было видно. Но если посетитель пожелает попробовать заднюю дверь…
С неописуемым облегчением Фрэн услышала, как шаги удалятся по цементной дорожке.
Повинуясь бессознательному импульсу, Фрэн бесшумно выбежала в прихожую и выглянула на улицу в узкую щелочку между рамой и краем шторы. Она увидела женщину с длинными темными волосами, в которых попадались абсолютно белые пряди. Женщина села на небольшой мотороллер, припаркованный у обочины. Заведя мотор, она откинула волосы назад и заколола их.
«Это Надин Кросс – женщина, которая пришла с Ларри Андервудом. Знает ли она Гарольда?»
Надин тронулась и вскоре скрылась из виду. Фрэн издала громкий вздох облегчения. Через пять минут, слишком перенервничавшая для того, чтобы продолжать поиски, Фрэн уже вылезала из окна. Ей удалось отпихнуть стул достаточно далеко, чтобы нельзя было заподозрить, что кто-то с его помощью вылезал в окно. Стул, правда, стоял теперь немного в стороне от своей прежней позиции, но люди редко обращают внимание на такие вещи… да и не похоже на то, что Гарольд часто пользуется подвалом.
Она закрыла окно и пошла за велосипедом. Через пятнадцать минут она уже была у себя дома.
Дома никого не оказалось.
Она открыла свой дневник, посмотрела на шоколадный отпечаток пальца и подумала о том, куда мог исчезнуть Стью.
«Стью, пожалуйста, приходи. Ты нужен мне».
После ленча Стью расстался с Гленом и вернулся домой. Он сидел в гостиной и думал о том, куда могла уйти Матушка Абагейл, когда в дверь постучали.
– Стью? – позвал Ральф Брентнер. – Эй, Стью, привет, ты дома?
С Ральфом был Гарольд Лаудер. Его улыбка сегодня потускнела, но не исчезла окончательно. Он выглядел как веселый посетитель похорон, старающийся сохранять серьезный вид.
Ральф, очень обеспокоенный исчезновением Матушки Абагейл, встретил Гарольда полчаса назад. Гарольд возвращался домой после того, как помогал таскать воду из боулдеровского ручья. Ральфу Гарольд нравился, так как он всегда был готов послушать чужие жалобы и посочувствовать им… и никогда не требовал ничего взамен. Ральф рассказал ему о том, как исчезла Матушка Абагейл, и о том, как он боится, что у нее может случиться сердечный приступ, или она сломает одну из своих хрупких костей, или умрет от солнечного удара или переохлаждения, если ее не найти до ночи.
– А ты ведь знаешь, что почти каждый вечер идет дождь, – закончил Ральф, уже когда Стью наливал им кофе. – Если она промокнет, она наверняка простудится. А что потом? Воспаление легких, наверное.
– Но что мы-то можем сделать? – спросил у них Стью. – Мы не можем заставить ее вернуться, если она не хочет.
– Нет, – уступил Ральф. – Но у Гарольда есть одна великолепная идея.
Стью перевел глаза на Гарольда.
– Как твои дела, Гарольд? – спросил он.
– Прекрасно. А ты?
– Прекрасно.
– А Фрэн? Ты заботишься о ней?
– Делаю все, что могу. Так в чем же твоя идея?
– Ну, смотри. Я понимаю точку зрения Ника. И Глена тоже. Они считают, что Свободная Зона смотрит на Матушку Абагейл как на религиозный символ.
– Что ты имеешь ввиду под религиозным символом?
– Я бы назвал ее земным воплощением заключенного с Богом завета, – сказал Гарольд, и глаза его слегка затуманились. – Как священные коровы в Индии.
– Да, точно, – сказал Стью. – Эти коровы… им ведь разрешают ходить по улицам и устраивать автомобильные пробки, так? Они могут заходить в магазины, а могут и вообще уйти из города.
– Да, – подтвердил Гарольд. – Но большинство коров больны, Стью. Они всегда находятся на грани голода. Некоторые больны туберкулезом. И все потому, что они являются религиозным символом. Люди уверены в том, что Бог о них позаботится, совсем как жители Боулдера уверены в том, что Он позаботится о Матушке Абагейл. Но у меня есть свои сомнения по поводу Бога, который считает, что бедной бессловесной корове можно позволить бродить черт знает где, мучаясь от боли.
Лицо Ральфа на мгновение потемнело, и Стью понял угадал его чувства. Стью и сам почувствовал то же самое, и это позволило ему понять, что значит для него Матушка Абагейл. Он почувствовал, что Гарольд был очень близок к богохульству.
– Но как бы то ни было, – сказал Гарольд резко, оставляя тему индийских священных коров, – мы не можем изменить мнение людей о Матушке Абагейл.
– Не можем и не хотим, – быстро добавил Ральф.
– Правильно! – воскликнул Гарольд. – В конце концов, именно она нас объединила, и не только с помощью радиопередатчика. Моя идея заключается в том, что мы сядем на свои верные мотоциклы и прочешем местность к западу от Боулдера. Если мы не будем слишком удаляться друг от друга, то мы сможем поддерживать связь с помощью радиотелефонов.
Стью кивал. Именно это ему и хотелось сделать весь день. Независимо от священных коров и Бога, было просто неправильно оставлять ее одну. Это не имеет никакого отношения к религии – это просто бездушная черствость.
– А если мы найдем ее, – сказал Гарольд, – мы сможем спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.
– Например, чтобы мы подвезли ее до города, – вставил Ральф.
– В крайнем случае, мы разобьем над ней шатер, – сказал Гарольд.
– О'кей, – сказал Стью. – Я думаю, что это чертовски хорошая идея, Гарольд. Позволь только, я оставлю записку для Фрэн.
Но пока он писал записку, у него возникло непреодолимое желание обернуться и посмотреть через плечо на Гарольда, чтобы увидеть, чем занят Гарольд, когда Стью на него не смотрит, и какое выражение застыло в его глазах.
Гарольд вызвался обследовать извивающийся участок дороги между Боулдером и Недерландом, так как именно здесь, по его расчетам, вероятность наткнуться на Матушку Абагейл была меньше всего. Даже он, пожалуй, не смог бы дойти от Боулдера до Недерланда за один день, а что уж говорить об этой старой чокнутой дуре. Но у него появилась возможность прокатиться и кое о чем подумать.
