напоминающее умный и обстоятельный ответ.
Как авторы примерно одного поколения, одной волны («темной» волны), мы традиционно противопоставляем себя нашим предшественникам. С гордостью отмечая, что нам удалось сделать то, что не смогли сделать они – не просто заявить о себе, а утвердить сам жанр пугающих историй на литературном ландшафте России и ближнего зарубежья. Не затеряться где-то посреди безбрежного моря фантастики и псевдофантастики, а нести людям свое творчество под знаменем с горделивой надписью «хоррор, страшное». Это для нас важно.
И вот этому нашему шествию уже скоро десять лет, плюс-минус. И, может быть, уже не МОЖНО говорить о литературе ужасов как о явлении – может быть, уже ПОРА изучать это явление. Как насчет ШКОЛЫ русского хоррора?
Не школы в смысле парт и учебников, а школы как совокупности умений, знаний и общности подходов к жанру и литературе. Создано ли нечто подобное в рамках современного русхоррора? Несем ли мы в этом смысле что-то свое?..
Иначе говоря, те самые вопросы про «особенности» и «отличия», которые прежде заплетали языки даже самым болтливым из нас, настала пора задать себе и все-таки попытаться дать ответы.
И, конечно, есть еще один, самый главный вопрос, на который я дам ответ в конце статьи. Чтобы прийти к нему, нужны были все остальные. А я честно признаюсь, что, заморочившись темой, не рискнул бы транслировать вам исключительно свое мнение. Поэтому, пока наша уважаемая читательская таргет-группа занималась отбором рассказов в ССК-2023, я составил специальный опросник для авторов, который отправил нескольким писателям из числа тех, кто в наших сериях публикуются много и часто на протяжении долгого времени. Дюжина пунктов-вопросов, касающихся таких нюансов, как отношение авторов к литературе вообще и к литературе ужасов в частности. Своими мнениями со мной поделились Оксана Ветловская, Максим Кабир, Олег Кожин, Дмитрий Костюкевич, Александр Матюхин, Елена Щетинина. Затем я еще представил сокращенную версию опросника (она включала 8 вопросов) в соцсетях и собрал десяток-другой ответов от начинающих авторов и поклонников жанра (одно другому не мешает, так что зачастую это были одни и те же люди). Таким образом, удалось услышать как лидеров современного русского хоррора, так и тех, кто за этими лидерами вольно или невольно следует.
Осмысливая полученные ответы, я попытаюсь сейчас вычленить общее.
1. Что мы считаем главным в литературе вообще.
Для нас важна литература в классическом понимании – литература смыслов, литература как отражение жизни и осмысление жизненного опыта. Литература – «это путешествие в потемки чужой души», как написал Олег Кожин. «Литература говорит о том, кем мы были, кто мы есть и кем будем» (Максим Кабир). Елена Щетинина и Александр Матюхин в один голос говорят, что литературе важно сохранить или вернуть себе – себя.
Для нас также огромное значение имеет «качество» литературы, то есть то, КАК написан текст. По мнению Оксаны Ветловской, качество «это прежде всего стиль, сюжет, глубина». Дмитрий Костюкевич утверждает, что наиболее важен «стиль, язык – яркий, полнокровный, искренний. Без этого не будет настоящей литературы».
То есть мы «отрицаем отрицание». Авторы современного русского хоррора безо всякого пиетета смотрят на постмодерн, авангардистские эксперименты и любые модные тенденции – для нас это все не более чем еще один инструмент в писательском арсенале. Мы откровенно презираем псевдолитературный мусор и стараемся писать не просто «страшно», но еще и «хорошо».
2. Как мы понимаем конкретно «литературу ужасов».
Хоррор-жанр и смежные, родственные ему поджанры и направления («вирд», «сплаттерпанк» и т. п.) видятся нам как некая «территория свободы» – такое литературное пространство, в котором действует минимум ограничений для автора. По сути, ограничения эти весьма условны и сводятся к тому, что: а) автор должен «пугать» (пытаться пугать, то есть писать о чем-то страшном – в широком смысле, от экзистенциального ужаса до саспенса и шок-контента) и б) автор должен – опять-таки! – писать хорошо. Любопытно, но, пожалуй, вполне логично и даже естественно: если читатели и начинающие авторы отмечали, как правило, лишь пункт «а», то авторы поопытнее, наши сегодняшние «лидеры», практически единогласно говорили и про «б». Я и сам писал об этом, причем давно, так что могу лишь повторить – в словосочетании «литература ужасов» важны оба слова: и «литература», и «ужасы». Говоря словами Олега Кожина, «самое главное для литературы ужасов это умение напугать читателя, оставаясь при этом литературой».
В остальном же хоррор привлекает авторов ССК тем, что здесь можно экспериментировать, можно смешивать «пугающее» с любым иным жанром, будь то фантастика, детектив, драма, реализм или что угодно еще. Максим Кабир пишет о хорроре так: «Можно сказать, что это не жанр в общепринятом смысле, а определенный подход к другим жанрам. „Молчание ягнят“, „Дракула“, „Чужой“ – предельно далекие друг от друга произведения. Но все это хоррор». И хотя, как отмечает Елена Щетинина, на практике хоррор «оказывается одним из самых сложных жанров», он «соблазняет» авторов «легкостью вхождения», поскольку страшное и пугающее всегда рядом – достаточно оглянуться по сторонам или (еще лучше) заглянуть в самого себя.
3. Что для нас неприемлемо в литературе вообще и литературе ужасов в частности.
Политизированность или, точнее, – политическая пропаганда («выдавание политических пасквилей за хоррор», как это называет Елена Щетинина), равно как и чрезмерное морализаторство. Об этом говорит едва ли не каждый второй участник опросов. В остальном же авторы отмечают, опять-таки, свободу жанра от всяких табу и искусственных границ. И отмечают, что свои собственные рамки каждый автор здесь для себя устанавливает сам, индивидуально. Кто-то не любит писать о насилии над детьми, кого-то (многих на самом деле – и это, на мой взгляд, хорошо) раздражают заезженные темы… но на практике, как признают сами авторы, даже из этих персональных ограничений всегда бывают исключения.
Иначе говоря, ничего решительно неприемлемого и запретного в хорроре для нас не существует. Все зависит «от истории, ее подачи, авторской манеры» (Дмитрий Костюкевич), «лучшее в хорроре – это отсутствие рамок» (Александр Матюхин), «пусть каждый пишет, что хочет, но я также имею право не читать то, что не хочу» (Оксана Ветловская).
Получается, что даже «политота» и «морализаторство» могут быть приемлемы при соблюдении меры и соответствии литературному вкусу. Наш общий негатив в этом отношении, видимо, связан с известной заезженностью подобных тем в современной нам литературе и культуре в целом. Мы устали от этого, считаем это вредным и лишним. И не хотим видеть это в своем жанре – но не отрицаем как возможность, оставляя выбор за каждым автором.
4. Есть ли для наших авторов базовые общие темы, просматриваются ли схожие моменты в стиле.
В хорроре существует немало расхожих тем, сюжетных мотивов и тропов. Истории про «дома с привидениями»,
