пожал плечами. — Не все. Когда телом управляет Озма, мир словно в тумане. Порой от меня ускользают целые дни, а порой будто смотрю на мир ее глазами. Но не переживай — я стараюсь быть джентльменом. К тому же теперь мы квиты. Ты тоже видела меня в белье и знаешь все секреты. И мне совершенно плевать на то, что ты втюрилась в Нокса. Разве это удивительно? Кто устоит перед таким суровым, самоотверженным бунтарем? Особенно когда он, ну, ты знаешь… так неимоверно привлекателен.
Не дожидаясь ответа, он вновь нырнул в бассейн, а я стояла и смотрела, как погружается в воду его бледная фигура, опускаясь все глубже и глубже. И едва не умирала от желания последовать за Питом.
«Ну и ладно», — решилась я наконец. Не помню, когда я плавала в последний раз. Потерять сейчас такую возможность станет огромным упущением. Так что, откинув в сторону все сомнения, я разделась до лифчика и леопардовых старушечьих трусов и прыгнула в бассейн.
Вода оказалась даже лучше, чем я могла себе представить. Прохладная, но не ледяная, какая-то особенная, дарящая мятную свежесть. Я сидела под водой, пока хватало дыхания, позволяя коже напитаться влагой. В конце концов пришлось вынырнуть за глотком воздуха. Пит уже поджидал на поверхности. Он обхватил меня за талию, поднял на руки и кинул в воду. Смеялись мы вместе.
— Какого черта! — заорала я на Пита, когда вынырнула вновь.
Он все еще заливисто хохотал, но вдруг замолк, и улыбка его померкла, а лицо сделалось серьезным.
— Я видел еще кое-что, — проговорил Пит, в его интонации слышалось беспокойство. — Битву со Львом. Я рад, что ты боролась с ним и смогла победить, но…
Казалось, он не может подобрать слов. Но в этом и не было нужды. Со времени той битвы я никак не могла перестать думать о ней.
— Знаю, — только и сказала я.
Но Пит не сдавался.
— Просто… знаешь же, что Дороти когда-то тоже была хорошей. Нет, даже не хорошей. Лучшей из всех. Пока магия не овладела ей.
— Я знаю, — сказала я под внимательным взглядом Пита, а потом повторила: — Знаю.
— Ты ведь понимаешь, что это значит, да?
Но ответить я не успела. Раздался жуткий грохот, и в облаке лилового дыма на бамбуковой платформе рядом с водой появилась Момби. Прямо между Питом и мной, сидящей на бортике. Лицо ее было опухшим и покрытым синяками, а мантия разорвана в клочья.
Колдунья перевела взгляд с меня на Пита и обратно.
— Что ж, — сдавленно проговорила она, — рада, что вы двое поладили.
А потом глаза Момби закатились, и она осела на землю.
Позже в этот же день я вновь оказалась в покоях королевы Лулу, переделанных обезьянами в импровизированный зал суда. Судили Момби. Оказалось, Лулу была не только королевой обезьян, но и главным судьей Верховного суда. На этот раз она предстала перед нами в длинной черной мантии и кудрявом судейском парике, сжимая в лапах огромный деревянный молоток. По всему залу, везде, где только можно было примоститься, сидели члены обезьяньего совета, все как один облаченные в мрачные одежды.
Мы понятия не имели, где была Момби и как она нашла нас. Буквально через секунду после того, как колдунья потеряла сознание, явился целый эскорт обезьян-охранников в миниатюрной форме бифитеров, стражей лондонского Тауэра. Видимо, заклинание телепортации включило сигнал тревоги. Бескрылые были не в восторге от присутствия еще одной ведьмы на их территории, и, когда они потащили неподвижное тело Момби к обезьяньей тюрьме, было даже неясно, жива ли она.
Если же она умерла, неясностей становилось еще больше. Например, как я отношусь к ее смерти? Из всех членов Ордена, с которыми я была знакома, Момби меньше всего вызывала доверие. Она не единожды лгала мне и, казалось, всегда имела больше прав называть себя Злой. Не знаю, хорошо это или плохо, но мы с ней связаны во всех смыслах. К тому же у меня есть вопросы, которые необходимо задать колдунье.
Королева Лулу объявила, что суд состоится, как только Момби очнется. Если очнется. И пока Питу, увидев которого Лулу совершенно не удивилась, было запрещено пересекать порог королевских покоев, меня по каким-то неведомым причинам выбрали в качестве адвоката Момби.
Я слышала о «судах кенгуру» и «обезьяньем процессе», но этот суд — нечто совершенно новое и абсолютно бредовое. Впрочем, я уже достаточно пробыла в Оз и отлично понимала: процедура суда здесь не имеет ничего общего с историями из «Закона и порядка» [4]. В Стране Оз — по крайней мере, на моей памяти — не имелось ни надлежащей правовой процедуры, ни пятой поправки к конституции [5]. А если судья дерзок, это значит не то, что он достойный защитник, а скорее явный безумец.
Можно только надеяться, что Момби повезет и Лулу — судья более беспристрастный, чем Дороти во время суда надо мной.
— Судебное заседание объявляется открытым! — рявкнула Лулу со скамейки судьи, которая на деле была ее троном. — Презренная старуха, известная как Момби, обвиняется в использовании черной магии, в подлом мошенничестве, несказанных преступлениях против обезьян, возмутительном нарушении границ и в том, что в целом приносит неприятности. Также она ужасно непривлекательна. Мисс Эми, что вы можете сказать в оправдание колдуньи?
Я стояла за длинным деревянным столом прямо посреди зала.
— Э-э-э… я на самом деле не совсем адвокат, — сказала я, обращаясь к Лулу и остальным обезьянам. — Но неужели вы действительно полагаете, что в таком состоянии ее можно предавать суду? Взгляните на нее — Момби едва стоит на ногах.
Я не лгала. Колдунья выглядела чахлой и осунувшейся даже в лучшие свои времена, но стоило провести с ней пару минут, и ты понимал, насколько она тверда, несмотря на преклонный возраст. Сегодня она впервые выглядела действительно слабой, и это тревожило.
Мне вдруг вспомнился тот день, когда я поняла, что во время всех «отдыхов» мама на самом деле была под кайфом, а не просто смотрела счастливые сны. И тогда меня охватило это странное ощущение: я осознала, что человек, у которого всегда искала защиты, теперь ничем не может помочь. Что это именно о нем, а не обо мне нужно заботиться.
Момби стояла, сгорбившись и тяжело опираясь о стол. Ее плечи дрожали от напряжения при каждом вздохе. Ни для кого в зале не было секретом, что она изнывает от боли. Момби предложили стул, на который она могла бы присесть, если бы захотела, но колдунья упорно продолжала стоять.
