- Это не поможет, - перебил его Тодд. - Вы не врубились. По природоведению и истории они ушли, считай, недель на пять. По алгебре - вообще на десять.
- И тем не менее. - Дюссандер подлил себе виски.
- Смотрите, какой умник выискался! - заорал на него Тодд. - Нашли кому приказывать. Не то времечко, понятно?! - Он вдруг перешел на издевательский шепот. - Самое страшное оружие теперь у вас - морилка для крыс... вы, дерьмо засохшее, сморчок вонючий!
- Вот что я тебе скажу, сопляк, - тихо произнес Дюссандер.
Тодд дернулся ему навстречу.
- До сегодняшнего дня, - продолжал тот, отчеканивая каждое слово, - у тебя еще была возможность, весьма призрачная возможность выдать меня, а самому остаться чистым. Хотя при таких нервишках вряд ли бы ты справился с этой задачей, но допустим. Теоретически это было возможно. Но сейчас все изменилось. Сегодня я выступил в роли твоего дедушки, некоего Виктора Боудена. Любому человеку понятно, что это было сделано - как в подобных случаях выражаются? - с твоего попущения. Если сейчас все выплывет наружу, тебе не отмыться. Крыть будет нечем. Сегодня я постарался отрезать тебе пути к отступлению.
- Моя бы воля...
- Твоя воля?! - загремел Дюссандер. - Кому есть дело до твоей воли! Плюнуть и растереть! От тебя требуется одно: осознать, в каком положении мы оказались!
- Я осознаю, - пробормотал Тодд, до боли сжимая кулаки; он не привык, чтобы на него кричали. Когда он их разожмет, на ладонях останутся кровавые лунки. Могло быть и хуже, если бы в последние месяцы он постоянно не грыз ногти.
- Вот и отлично. Тогда ты перед всеми извинишься и будешь заниматься. Каждую свободную минуту. На переменах. В обед. После школы. В выходные. Будешь приходить сюда и заниматься.
- Только не сюда, - живо отозвался Тодд. - Дома.
- Нет. Дома ты витаешь в облаках. Здесь, если понадобится, я буду стоять над тобой и контролировать каждый твой шаг. Задавать вопросы. Проверять домашние задания. Тогда я смогу соблюсти собственный интерес.
- Вы не заставите меня насильно приходить сюда.
Дюссандер отхлебнул из кружки.
- Тут ты прав. Тогда все пойдет по-старому. Ты завалишь экзамены. Я должен буду выполнять свое обещание. Поскольку я его не выполню. Калоша Эд позвонит твоим родителям. Выяснится, по чьей просьбе добрейший мистер Денкер выступил в роли самозваного дедушки. Выяснится про переправленные в табеле оценки. Выяснится...
- Хватит! Я буду приходить.
- Ты уже пришел. Начни с алгебры.
- А вот это видали! Сегодня только пятница!
- Отныне ты занимаешься каждый день, - невозмутимо возразил Дюссандер. - Начни с алгебры.
Тодд встретился с ним взглядом на одну секунду - в следующую секунду он уже перебирал в своем ранце учебники, - но Дюссандер успел понять этот взгляд, в нем без труда читалось убийство. Не в переносном смысле - в прямом. Сколько лет прошло с тех пор, как он видел подобный взгляд - тяжелый, полный ненависти, словно бы взвешивающий все "за" и "против", - но такое не забывается. Вероятно, подобный взгляд был у неге самого в тот день, когда перед ним так беззащитно смуглела полоска цыплячьей шеи Тодда... Жаль, не было под рукой зеркала.
ДА, Я ДОЛЖЕН БЛЮСТИ СОБСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС, повторил он про себя, сам удивляясь этой мысли. ЕГО НЕПРИЯТНОСТИ УДАРЯТ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПО МНЕ.
Май 1975
- Итак, - сказал Дюссандер при виде Тодда, наливая в пивную кружку любимый свой напиток, - задержанный освобожден из-под стражи. С каким напутствием? - Старик был в халате и шерстяных носках. В них можно запросто поскользнуться, подумал Тодд. Он перевел взгляд на бутылку - Дюссандер хорошо поработал, содержимого оставалось на три пальца.
- Ни одной пары, ни одной завальной карточки, - отчитался Тодд. - Если продолжать в том же духе, к концу четверти будут сплошные пятерки и четверки.
- Продолжим, продолжим. За этим я как-нибудь прослежу. - Он выпил залпом и снова налил. - Надо бы это дело отметить. - Язык у него слегка заплетался; другой бы не заметил, но Тодду сразу было понятно, что старый пьянчужка здорово перебрал. Значит, сегодня. Сегодня или никогда.
Тодд был само спокойствие.
- Свиньи пускай отмечают, - сказал он.
- Я жду посыльного с белугой и трюфелями, - Дюссандер сделал вид, что пропустил выпад мальчишки мимо ушей, - но сейчас, сам знаешь, ни на кого нельзя положиться. Не изволите ли пока закусить крэкерами с плавленым сыром?
- Ладно. Черт с вами.
Дюссандер неловко встал, ударившись коленом о ножку стола, и, поморщившись, заковылял к холодильнику.
- Прошу, - сказал он, ставя перед мальчиком еду. - Все свежеотравленное. - Он осклабился беззубым ртом. Тодду не понравилось, что старик не вставил искусственную челюсть, но он всё-таки улыбнулся в ответ.
- Что это ты такой тихий? - удивился Дюссандер. - На твоем месте я бы колесом ходил.
- Никак в себя не приду, - ответил Тодд и надкусил крэкер. Он давно перестал отказываться в этом доме от еды. Старик скорее всего догадался, что никакого разоблачительного письма не существует, но не станет же он, в самом деле, травить Тодда, не будучи в этом уверен на все сто.
- О чем поговорим? - спросил Дюссандер. - Один вечер, свободный от занятий. Ну как? - Когда старик напивался, вдруг вылезал его акцент, который обычно раздражал Тодда. Сейчас ему было безразлично. Сейчас ему все было безразлично. Кроме одного - спокойствия. Он посмотрел на свои руки: нет, не дрожат.
- Мне как-то без разницы, - ответил он. - О чем хотите.
- Ну, скажем, о мыле, которое мы делали? Об экспериментах в области гомосексуальных наклонностей? Могу рассказать, как я чудом спасся в Берлине, куда я имел глупость приехать.
- О чем хотите, - повторил Тодд. - Мне правда без разницы.
- Ты явно не в настроении. - Дюссандер постоял в раздумье и направился к двери, что вела в погреб. Шерстяные носки шаркали по линолеуму. - Расскажу-ка я тебе, пожалуй, историю про старика, который боялся.
Он открыл дверь в погреб. К Тодду была обращена его спина. Тодд неслышно встал.
- Старик боялся одного мальчика, - продолжал Дюссандер, - ставшего, в каком-то смысле, его другом. Смышленый был мальчик. Мама про него говорила "способный ученик", и старику уже представилась возможность убедиться в том, какой он способный... хотя и в несколько ином разрезе.
