— Да? — он осторожно вытер горячей ладонью слезы с ее щек.
— Да, — девушка кивнула. — Я видела, как ты успокаивал сестру, когда ей было страшно. Вы смотрелись так трогательно… Жалко Надю. Без тебя ей будет очень плохо.
— Погоди! — Андрей покачал головой. — Еще не все кончено. Нас еще могут найти… Знаешь, Даша, ты мне тоже очень-очень нравишься…
Их губы встретились — сначала неуверенно и робко, затем поцелуй превратился в настоящий, глубокий, от которого захватывает дыхание и улетает куда-то сердце. От таких поцелуев забываешь обо всем на свете, даже о близости смерти, холодной тенью застывшей за их плечами.
И в этот момент небо над головой вдруг просветлело. Кто-то убрал крышку с люка.
— Эй! Мы здесь! Помогите! — во всю мощь легких закричал Андрей.
Над колодцем навис чей-то силуэт и… исчез. Снова тишина.
— Кто-нибудь!
— Помогите! — хором закричали они с Дашей.
Еще долгую, словно вечность, минуту ничего не происходило, а затем сверху опустилась веревка.
— Ты первая! — Андрей помог Даше, а уже затем поднялся сам и наконец увидел лицо спасшего их человека.
Это лицо со старым шрамом на щеке пыталось сохранять презрительно-отстраненное выражение, но где-то в глубине глаз таилась такая боль, что Андрею стало не по себе.
— Макс, — он протянул руку, собираясь положить ее на плечо бывшему врагу, с которым на этот момент его и так связывали весьма странные отношения, но Морозов отпрянул.
— Считай, мы в расчете, — процедил он сквозь зубы.
Глава 10. Кровь и непролитые слезы
Из душевых для мальчиков раздавался такой грохот, будто кто-то собирался разрушить всю школу и вот сейчас планомерно реализовывал свою светлую мечту.
Да что это такое! Грохот прекратился, когда Маша была уже у двери, и послышался то ли рык, то ли стон. Может, внутри заперто животное?
Вершинина осторожно приоткрыла дверь и застыла, словно получив удар под дых. На полу, скорчившись под одной из раковин, сидел Максим, а с его разбитых пальцев капала на свежевымытый кафельный пол кровь.
— Максим! — негромко окликнула она.
Парень, насколько мог, отвернулся, еще сильнее сжимаясь в комок, отер с лица слезы, оставляя на щеках кровавые полоски, похожие на те, что рисуют индейцы, вышедшие на тропу войны.
— Что надо? Вали отсюда! — голос сорванный, хриплый.
— Ты только скажи… — Она нагнулась над ним, мечтая принять на себя любую самую страшную боль.
— Оглохла? Я сказал, отвали! — он резко вскочил и, схватив Машу за горло, припер ее к прозрачной стене душевой кабинки.
На миг их глаза встретились. В ее глазах — сквозь страх — любовь и боль; в его — только боль и еще мгла. Короткий перехлест взглядов, и его руки разжались.
— Максим, расскажи, что случилось? Я помогу тебе… — Маша умоляюще сжала руки.
— Ты мне поможешь? — Макс произнес это «ты» словно презрительно сплюнул. — Да кто ты вообще такая? Что ты обо мне знаешь?
— Я… — Маша вздохнула. Вот он — шанс раскрыть правду. Но правда, столько лет лежавшая тяжелым камнем на ее сердце, на ее губах, не срывается так, в один момент. Что может быть хуже этого подвешенного состояния? Только то, что сын не захочет иметь с ней ничего общего, если он раз и навсегда отвернется от нее. — Я знаю главное. Ты не такой, как твой отец!
Он, уже уходя, оглянулся. Посмотрел на нее растерянно… Бедный мальчик! Бедный маленький волчонок! Он боится людских рук и не умеет доверять. Сколько же ему пришлось перетерпеть!
На миг, всего лишь на миг Маше показалось, что Максим останется, и тогда она сможет… Но он ушел, и хлопок двери лучше всего доказал ей: сказок не существует.
Сказок не существует. И никаких лесных чудовищ, наверное, нет. Я не пишу вам, дорогие мамочка и папочка. Но, может быть, вы все равно услышите меня?..
В этой комнате очень много света. Здесь страшно. Так страшно и больно! Здесь нет ни вас, ни Андрюши. Только я — и люди в белых масках и халатах. Что они делают со мной? Зачем? Больно!.. И лампа качается, качается… туда-сюда, туда-сюда… А помните, как мы ездили к морю и качались на волнах? Я, кажется, уже не помню. Я все забыла… Туда-сюда, туда-сюда… Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу… или лампу? Не помню.
* * *
Виктор взглянул на часы. Почти восемь. Через десять минут Лена ждет его в холле, чтобы поехать в ресторан. Он сам пригласил ее, чтобы отпраздновать это событие… Отпраздновать… Поляков сжал руки. Нет, в любом случае нужно отбросить все сомнения. Они с ней уже давно вместе. Он любит Лену, может быть, не так сильно, как она того заслуживает, но любит. Ради прошлого счастья, ради тепла, которого у него никогда не было, он сумеет создать нормальную счастливую семью… Он сделал Лене предложение, они поженятся, и у них, конечно, родится ребенок, который никогда…
Нет, не стоит думать о прошлом. Лучше занять себя чем-нибудь. Да чем угодно. Виктор мельком взглянул в зеркало — костюм сидит отлично, только воротник новой рубашки, кажется, немного трет. Но это не страшно.
Директор вышел из своей комнаты, прошел на уже опустевшую кухню и зачем-то открыл кран. Полившаяся вода тут же стала собираться в раковине. Вот это да! Стоило отпустить Галину Васильевну, и все тут же пришло в негодность.
Он еще раз с беспокойством посмотрел на часы. Пять минут у него точно есть, и Виктор Николаевич решительно направился к комнате Маши Вершининой.
— Сантехник?.. — Маша, кажется, растерялась. Скользнула быстрым взглядом по элегантному костюму Виктора и тут же отвела глаза. — Боюсь, придется потревожить Галину Васильевну…
Но мобильный завхоза не отвечал.
Маша нахмурилась, но тут же улыбнулась, словно в ее голову пришла замечательная идея.
— Она же у дочери! Я слышала, ее Татьяной зовут. Сейчас позвоним ей. Галина Васильевна звонила дочке с телефона, который в нашей комнате, ее номер должен там сохраниться.
— Татьяна? — говорила Маша в трубку, дождавшись ответа. — Я работаю с вашей мамой…
И осеклась, услышав холодное: «Я знать ее не знаю и знать не хочу! Так и передайте!» И сразу гудки.
— Что? — забеспокоился директор.
Маша медленно опустилась на стул, вспоминая бодрый голос, которым завхоз «разговаривала» с дочерью. Теперь понятно… Но где же тогда Галина Васильевна сейчас?
— Быстрее! Нам нужно успеть! — Вершинина схватила Виктора Николаевича за рукав пиджака, потащила к двери.
Быстрее! Быстрее! — пульсом стучало в висках.
Они и вправду нашли Галину Васильевну на остановке. Она сидела там, пропустив последний автобус, — просто потому, что ей некуда было ехать.
