У нас состоялся чрезвычайно интересный разговор о ее способностях. Его содержание необходимо записать, хотя никакого научного веса ее слова, конечно, не имеют.
— Вы пока увидели только самый краешек этого явления, — сказала она, когда я выразил изумление тем образчиком гипноза, который был продемонстрирован. — Я не оказывала никакого прямого влияния на мисс Марден, когда она пришла к вам. Я даже вовсе не думала о ней в то утро. Я сделала лишь одно: настроила ее разум, как могла бы настроить будильник, с тем чтобы в указанный час он сам сработал. Если бы я указала срок шесть месяцев или двенадцать часов, итог вышел бы такой же.
— А если бы ей внушили, что она должна меня убить?
— Она непременно так и сделала бы.
— Но это ужасно! Ужасна такая власть! — вскричал я.
— Да, вы правы, это ужасная сила, — очень серьезно ответила старая дева. — И чем больше вы о ней узнаете, тем ужаснее будет она казаться вам.
— Позвольте спросить, что вы подразумевали, говоря, будто вопрос внушения — это лишь подступы к предмету? Что же вы считаете сутью и основой?
— Я не хотела бы говорить об этом.
Ответ прозвучал решительно, и это меня удивило.
— Поймите, — сказал я, — мои вопросы продиктованы не любопытством, но надеждой найти какое-либо научное объяснение фактам, которые вы мне предоставляете!
— Откровенно говоря, профессор Гилрой, — сказала она, — я совершенно не интересуюсь наукой, и мне все равно, могу я классифицировать эти силы или нет.
— Но я надеялся…
— Ах, тогда совсем иное дело. Если у вас есть личный интерес, — сказала она с приятнейшей улыбкой, — я буду просто счастлива рассказать все, что вы пожелаете узнать. Дайте-ка вспомнить: о чем вы спрашивали? А, о том, какие еще существуют силы. Профессор Уилсон не желает в них верить, но они вполне истинны. Например, владеющий гипнозом человек — я назову его оператором — может добиться полного подчинения субъекта, если, конечно, тот для такого опыта годится. Без всякого предварительного внушения оператор может заставить его делать все, что ему заблагорассудится.
— И субъект не будет ничего знать?
— Смотря по обстоятельствам. Если была приложена достаточная сила, человек будет осознавать свои действия не более, чем мисс Марден, когда она пришла и так сильно вас напрала. Либо, если воздействие было не столь мощным, он может осознавать, что делает, но будет совершенно не способен остановиться и не выполнить приказ.
— Значит, субъект утратит собственную силу воли?
— Она будет вытеснена другой, более сильной.
— Вам случалось применять эту силу?
— Несколько раз.
— То есть у вас очень сильная воля?
— Знаете, успех не вполне зависит от этого. Многие обладают сильной и неотьелмемой волей. Но важно иметь еще способность ставить ее на первое место и передавать другой личности. Я замечала, что результат зависит от моей собственной силы и здоровья.
— По сути, вы отправляете свою душу в тело другого человека?
— Пожалуй, можно сказать и так.
— И что же при этом происходит с вашим телом?
— Оно просто впадает в сон, напоминающий летаргию.
— Но не вредно ли это для вашего собственного здоровья? — спросил я.
— Может, отчасти и вредно. Нужно соблюдать осторожность и не отпускать полностью свое сознание, иначе могут возникнуть трудности с возвращением. Мы должны, так сказать, всегда поддерживать связь. Боюсь, я выражаюсь очень неуклюже, профессор Гилрой, но ведь меня не учили научным терминам… Я просто описываю собственный опыт и даю те объяснения, какие сама придумала.
Сейчас, записав все это и перечитывая без спешки, я дивлюсь самому себе! Где же тот Остин Гилрой, который пробился на передний край науки благодаря силе логики и приверженности фактам? Вот он — почтительно записывает болтовню старой девы, уверяющей, будто она умеет отделять свою душу от тела и, находясь в летаргии, способна управлять поступками людей на расстоянии. Принимаю ли я это на веру? Разумеется, нет. Она должна будет доказывать свои утверждения снова и снова, прежде чем я поддамся хотя бы на пядь. Но, оставаясь по-прежнему скептиком, я все же перестал быть насмешником. Сегодня вечером мы договорились собраться, и она попробует оказать месмерическое воздействие на меня. Если ей это удастся, мы получим отличную отправную точку для нашего исследования. Уж меня-то, во всяком случае, не обвинят в сообщничестве! Если у нее ничего не выйдет, придется подыскать такого подопытного, который был бы вне подозрений, как жена Цезаря. А Уилсон совершенно не поддается воздействию.
10 часов вечера. Я полагаю, что нахожусь на пороге эпохального исследования. У меня есть возможность изучить эти феномены изнутри — мой организм способен реагировать! — и в то же время мой мозг будет критически оценивать все происходящее. Это, конечно же, уникальное, выгоднейшее сочетание качеств! Уилсон, по-моему, отдал бы пять лет жизни за то, чтобы обладать такой же восприимчивостью.
Присутствовали только Уилсон и его жена. Меня усадили так, чтобы я мог откинуть голову, и мисс Пенклоуза, встав передо мною, чуть левее кресла, принялась производить те же широкие, плавные пассы, что и в случае с Агатой. При каждом ее движении на меня словно веяло потоком теплого воздуха, с головы до ног меня охватила мелкая дрожь, обдало жаром. Я пристально смотрел на мисс Пенклоуза, но черты ее лица постепенно размывались и таяли. Я отчетливо различал только ее глаза, устремленные на меня, серые, глубокие, непроницаемые. Они росли, становились все шире, потом вдруг превратились в два горных озера, и я стал падать, падать в них с ужасной скоростью. Меня передернуло, и где-то в глубине сознания я отметил: наверное, в этот момент мое тело застыло, как это произошло с Агатой, когда я за ней наблюдал. Еще мгновение — и я рухнул в озеро (они теперь слились в одно) и ушел вглубь, чувствуя, как гудит в голове и звенит в ушах. Я опускался все ниже, ниже, ниже, а потом меня вдруг понесло снова вверх, и вскоре я увидел яркий свет, пронизывающий зеленую воду. Я уже почти достиг поверхности, когда в голове прогремело: «Пробудитесь!» — и я обнаружил, что сижу в кресле, а мисс Пенклоуза смотрит на меня, опираясь на костыль, и Уилсон, с блокнотом в руке, выглядывает из-за ее плеча. Я не испытывал никакой тяжести, усталости. Напротив, хотя после эксперимента прошло чуть больше часа, я настолько бодр, что более склонен заняться делом, чем ложиться в постель. Я предвижу целый ряд интересных экспериментов, и мне не терпится приступить к ним.
