Дин направился к нему. Шел он не спеша, чтобы успеть взять себя в руки. Потом он сказал мне, что, с одной стороны, ему хотелось посмеяться над Перси, а с другой — так и подмывало схватить этого идиота, заломить ему руки за спину да со всего размаху швырнуть в дверь изолятора, чтобы на пару минут вышибить из него дух. Причину следовало искать во внезапности случившегося. Наша работа в блоке Е состоит в том, чтобы максимально избегать суеты, а Перси Уэтмор словно ставил целью добиваться обратного. Ни у кого не возникало желания заступать с ним в одну смену. Да и кому охота разряжать мину, если за спиной стоит человек и бьет в литавры. Дин сказал, что увидел печаль в глазах Арлена Биттербака… даже Президент вроде бы расстроился, хотя обычно этого джентльмена и танком не прошибешь.
А кроме того, Дин уже начал воспринимать мышонка как своего приятеля, ну если не приятеля, то как неотъемлемую часть жизни в блоке Е. И потому Дин не мог одобрить того, что уже сделал и еще пытался сделать Перси. Разумеется, речь шла не о том, что Перси хотел убить мышонка. Просто Перси в очередной раз продемонстрировал неспособность понять, что хорошо, а что плохо, тем самым вновь доказав непригодность для работы, за которую взялся.
Дойдя до конца коридора, Дин уже совладал с собой и понял, как ему надо себя вести. Чего Перси не мог снести, так это предстать перед всеми дураком, и мы это знали.
— Опять мимо, — усмехнулся Дин.
Перси грозно глянул на него и отбросил волосы со лба.
— Прикуси язык, Четырехглазый. Я в бешенстве. Не выводи меня из себя.
— Значит, снова будем двигать мебель, так? — Дин не рассмеялся… но смеялись его глаза. — Что ж, после того как ты все вынесешь в этот раз, тебя не затруднит протереть пол?
Перси посмотрел на дверь. На ключи. Подумал, как он будет вновь искать мышонка, а остальные — стоять вокруг и смотреть на него… даже Вождь и През.
— Будь я проклят, но никак не пойму, что здесь смешного, — вырвалось у Перси. — Не нужна нам мышь… у нас и так полно паразитов.
— Как скажешь, Перси. — Дин поднял руки.
Как сказал мне Дин следующим вечером, в тот момент он подумал, что Перси сейчас бросится на него.
Но подошел Билл Додж и разрядил обстановку.
— Кажется, ты это уронил. — Он протянул Перси дубинку. — Дюймом ниже, и ты сломал бы бедняге позвоночник.
Перси раздулся от гордости.
— Да, неплохой бросок. — Он аккуратно засунул дубинку в чехол. — В средней школе я был подающим.[16] И неплохо играл.
— Это чувствуется. Рука у тебя по-прежнему твердая. — Говорилось все это уважительным тоном, но стоило Перси отвернуться, как Билл подмигнул Дину.
— Да, — кивнул Перси. — Особенно мне удалась игра в Кноксвилле. Задали мы этим городским перцу. И выиграли бы, если б не судья, дылдон паршивый.
Дин мог бы поставить на этом точку, но в служебной иерархии он стоял выше Перси, а обязанность начальников — учить уму-разуму подчиненных. В тот момент, до появления Коффи, до появления Делакруа, он еще думал, что Перси может чему-то научиться. Поэтому он протянул руку и сжал запястье Перси.
— Надо бы тебе подумать о том, что ты сейчас делаешь.
Потом Дин говорил, что старался придать своему голосу серьезность, чтобы в нем не слышалось упрека.
Перси, однако, услышал. Он не хотел, да и не мог чему-либо учиться… в отличие от нас.
— Слушай, Четырехглазый, я отлично знаю, что делаю. Пытаюсь избавиться от этой мыши! Или ты ослеп?
— Ты также напугал Билла, напугал меня, даже этих двоих. — Дин указал на Биттербака и Фландерса.
— И что? — Перси расправил плечи. — Они не в яслях, если ты этого еще не заметил. Хотя вы, парни, относитесь к ним так, будто они груднички.
— Я вот тоже не люблю, когда меня пугают, — пробурчал Билл, — и я работаю здесь, Уэтмор, если ты этого еще не заметил. Опять же я не из твоих дылдонов.
Перси смотрел на Билла, хищно прищурившись.
— И нам незачем пугать их без нужды, потому что они и так живут в постоянном напряжении, — говорил Дин тихим, ровным голосом. — А мужчины под таким напряжением могут сломаться. Причинить вред себе. Другим. Иногда доставить таким, как мы, массу неприятностей.
У Перси дернулся рот. В неприятностях он разбирался. Доставить их кому-либо другому — одно удовольствие. Навлечь на себя — это ни к чему.
— Наша работа — говорить, а не кричать, — продолжал Дин. — На заключенных может кричать только человек, потерявший над собой контроль.
Перси знал, что автор этой заповеди я. Босс. Теплых чувств Перси Уэтмор и Пол Эджкомб друг к другу не питали, но напомню, что речь идет о летних событиях, случившихся задолго до того, как разгорелся весь сыр-бор.
— Тебе же будет лучше, — гнул свое Дин, — если ты представишь себе, что находишься не в тюрьме, а в палате интенсивной терапии. И чем меньше ты будешь поднимать…
— По мне это место — ведро с мочой, в котором надо топить крыс, — оборвал его Перси. — А теперь отпусти меня.
Он вырвал руку, протиснулся между Дином и Биллом и зашагал по коридору, опустив голову. Перси прошел чуть ли не вплотную к камере Президента, достаточно близко, чтобы Фландерс мог протянуть руку, схватить его, может, даже ударить по голове, будь Фландерс из драчунов. Но он никоим образом не подпадал под эту категорию, в отличие, скажем, от Вождя. Вождь, представься ему такая возможность, не преминул бы вздуть Перси, чтобы преподать ему наглядный урок. Рассказывая обо всем этом следующим вечером, Дин произнес несколько фраз, которые намертво впечатались в мою память, потому что оказались пророческими. «Уэтмор не понимает, что власти над ними у него нет. Ничего он им сделать не может, на электрический стул садятся только раз. Пока до него это не дойдет, он останется опасным как для себя самого, так и для окружающих».
Перси прошел в мой кабинет и захлопнул за собой дверь.
— Ну и ну, — покачал головой Билл Додж. — Похоже, у него воспалилось и сильно раздулось левое яйцо.
— Скорее оба, — возразил Дин.
— Будем оптимистами, — возразил Билл. Он всегда предлагал бодро смотреть на жизнь. И каждый раз, когда он упоминал про оптимизм, мне очень хотелось двинуть ему в челюсть. — Хитрый мышонок спасся.
— Да, но мы его больше не увидим, — вздохнул Дин. — Как я понимаю, на этот раз чертов Перси Уэтмор как следует напугал его.
Логичное предположение Дина, однако, не выдержало проверки жизнью. Мышонок объявился на следующий же вечер, первый из двух выходных Перси Уэтмора, после чего тот переходил в другую смену.
