— Успокоилась? — через некоторое время спросил Джим.
— Да, — солгала она. — Наверное, это от пиццы с перцем.
— Раньше она не вызывала у тебя кошмаров.
— А теперь вот вызвала.
— Иди сюда, прижмись ко мне и согрейся.
Она прильнула к нему. Ей стало лучше, но она не могла забыть…
…рубят… рубят… рубят…
— Ты вся дрожишь. В следующий раз не будем есть пиццу с перцем.
Но пицца здесь ни при чем. Дело в чем-то другом, она не знала, в чем именно. В последнее время ей часто снились кошмары. Обычно они были расплывчатыми, смутными. Она плохо их помнила, оставалось лишь ощущение страха и неопределенности.
Но этот…
Джим вскоре задремал, но Кэрол не сомкнула глаз до самого утра; она боялась заснуть.
Понедельник, 26 февраля
Когда их провожали в конференц-зал, Джим рассматривал картины на стенах холла. Это были сельские пейзажи темно-зеленых приглушенных тонов, населенные собаками и всадниками.
— Мне почему-то кажется, что мы не увидим на этих стенах картин Питера Макса, — сказал Джим, едва разжимая губы.
Кэрол предостерегающе сжала его руку, причем так сильно, что он поморщился.
Офис Флетчера, Корнуолла и Бутби на Парк-авеню выглядел солидным и тихим. От его высоких потолков, темных дубовых панелей и толстых ковров цвета доллара разило истеблишментом. Приближался конец дня, и большинство сотрудников явно готовились закончить работу.
— А вот и Билл! — услышал Джим восклицание Кэрол, когда они вошли в конференц-зал.
Точно. Билл уже сидел за длинным столом красного дерева и выглядел, как и подобает отцу Уильяму Райану из ордена иезуитов, представителю приюта Святого Франциска для мальчиков, явившемуся на оглашение завещания, — сутана его на этот раз была глухо застегнута, каштановые волосы тщательно приглажены.
В конце стола сидела также пожилая пара и группа из четырех человек — по виду явно адвокатов, — которые тихо переговаривались между собой. Один из них — коренастый, темноволосый, энергичный мужчина, лет примерно тридцати, — лишь только появились Стивенсы, покинул остальных. Он подошел к ним, протягивая руку для рукопожатия.
— Мистер Стивенс? Я — Джо Кеттерли. Мы с вами говорили по телефону на прошлой неделе.
— Помню, — сказал Джим, пожимая ему руку. — Моя жена Кэрол.
— Здравствуйте! Ну что ж, вы — последние. Можем перейти к делу. Садитесь, пожалуйста. — Он выдвинул два стула из-под стола и усадил Джима и Кэрол.
Они оказались рядом с Биллом. Джим снова оглядел сидящих у стола. Кроме него самого и одного или двух адвокатов, в зале не было никого достаточно молодого, чтобы оказаться еще одним отпрыском Хэнли.
— Не вижу здесь своих потенциальных братьев и сестер, — прошептал он Кэрол.
Она кивнула:
— Похоже, ты единственный.
Возбуждение охватило его еще сильнее, когда старший из адвокатов, представившийся Гарольдом Бутби, надел очки и приступил к оглашению завещания. Сначала шла масса заумной юридической терминологии, но потом началось интересное — что кому завещано. Чистый миллион был завещан бессменному ассистенту Хэнли доктору Эдварду Дерру. Адвокат, державшийся в стороне от остальных, сделал пометку и сказал что-то насчет перехода завещанной суммы к жене Дерра миссис Дерр, в соответствии с его завещанием. Джим догадался, что адвокат представляет миссис Дерр. Пожилая пера — экономка и садовник Хэнли — получили каждый по четверти миллиона. Женщина разрыдалась. Приют Святого Франциска тоже получил четверть миллиона.
Билла, по-видимому, потряс размер этой суммы.
— Нам не истратить такие деньги! — сказал он хрипло.
У Джима взмокли ладони.
Остался только я.
— «И наконец, — проговорил мистер Бутби, — я оставляю все прочее мое состояние, всю мою собственность и капитал Джеймсу Ионе Стивенсу».
У Джима пересохло горло.
— Что… что составляет это «все прочее»?
— Мы еще не рассчитали размер состояния с точностью до пенни, — сказал мистер Бутби, глядя на Джима поверх очков, — но полагаем, что ваша доля составит примерно около восьми миллионов долларов.
Джим почувствовал себя так, будто из зала внезапно выкачали весь воздух. Он услышал, как рядом коротко вскрикнула Кэрол, сразу же прикрывшая рот рукой. Билл вскочил на ноги и хлопнул Джима по плечу.
— Неплохое «примерно»! — крикнул он.
В следующие несколько минут на Джима обрушились улыбки, поздравления и рукопожатия. Он воспринимал все это словно сквозь туман. Ему бы прийти в восторг, танцевать от радости на столе, но он чувствовал себя обманутым и не мог скрыть разочарования. Чего-то не хватало.
Наконец они с Кэрол остались в зале наедине с Джо Кеттерли, который с умопомрачительной скоростью заученно говорил:
— …поэтому, если вам понадобится юридический совет о том, как распорядиться вашей долей наследства, вообще любой совет, прошу без колебаний обращаться ко мне.
Он сунул Джиму в руку свою визитную карточку. Джим вдруг понял, почему ему оказывается такое почтение: он теперь потенциальный богатый клиент.
— Вы ведь хорошо знакомы с делами Хэнли? — спросил он, глядя на карточку.
— Да, очень хорошо.
— Есть ли какое-нибудь упоминание в его бумагах о том, по какой причине он оставил такое большое наследство именно мне?
— Нет, — ответил Кеттерли, покачав головой. — Причина не упоминается. Вы хотите сказать, что не знаете ее?
Джиму не терпелось уйти отсюда. Найти тихое место и наедине с Кэрол поговорить обо всем, что произошло. Восемь миллионов долларов! Неожиданно он стал богачом, и это чертовски пугало его. Теперь все будет по-другому, именно это его и страшило. Он не хотел, чтобы деньги изменили их с Кэрол жизнь.
— Можно мне получить копию завещания?
— Разумеется.
— Благодарю. А дом? Он теперь мой?
— Да. — Он протянул Джиму конверт. — Тут ключи. Нам придется попросить вас прийти сюда еще раз, чтобы подписать документы для официального вступления в наследство, но…
Джим взял конверт.
— Прекрасно, будем поддерживать связь.
Он потянул Кэрол из зала в холл и обрадовался, заметив, что Билл еще не ушел, но радость его померкла, когда он увидел, с кем Билл разговаривает, стоя у лифта.
— Проклятье! — выругался сквозь зубы Джим.
Кэрол взглянула на него. Он, казалось, был сейчас взвинчен даже больше, чем до чтения завещания. Она надеялась, что он станет самим собой — сдержанным, ироничным Джимом, но вместо этого он стал мрачен и раздражителен.
