Бдительных птенцов гнезда Срамного не могла не насторожить явно террористического вида маргиналка (чёрная кожаная куртка, чёрные джинсы в обтяжку, солдатские ботинки плюс ко всему майка с Че Геварой), второй день трущаяся под окнами квартиры хозяина. Клару захватили незаметно и быстро, она даже пикнуть не успела. Обнаружив в кармане куртки снаряжённую гранату, её привезли на базу и, допрашивая, пару раз сделали ей больно. Дальше этого не пошло, вмешался Срамной.
Кларе повезло: при ней был партийный билет, который она не сдала и повсюду таскала с собой. Этот-то документ и подсказал Срамному, что если девчонка и пришла по душу Мхова, то за её визитом не стоит ничей профессиональный, так скажем, интерес. И даже её партийная принадлежность здесь, скорее всего, не при чём; генерал был осведомлён, что партия Л. своей целью видит восстание масс, но никак не устранение миллионеров-одиночек. А это значит, рассудил Срамной, что если дело как-то касается Мхова, то перед ним ополоумевшая от вопиющего неравенства террористка-одиночка, чьё законное место в ментовке. На всякий случай, перед тем как звонить 02, Срамной, чтобы исключить ещё и бытовую версию, попросил Мхова подскочить и взглянуть краем глаза на бомбистку: мало ли что, а вдруг соблазнил и бросил богач девку, и вот она собралась отомстить.
Мхов, заинтригованный, приехал, посмотрел на Клару и… упросил Срамного оставить его ненадолго с ней наедине. Для начала Мхов поинтересовался, что, собственно, она против него имеет и получил удивлённо-презрительный ответ, дескать, этакое говно вовсе не способно оказаться для Клары предметом какого бы то ни было интереса. Уязвлённый Мхов пустился в дальнейшие расспросы с применением спецсредства в виде обнаружившегося у Срамного коньяка «Реми Мартин». Что-что, а разговаривать с женщинами Мхов умеет. И через полтора часа Клара, заливаясь слезами, рассказала ему всё. Потрясённый до глубины души такой не по времени выдающейся околореволюционной романтикой, Мхов в сердцах назвал Л. высохшим сперматозоидом («нет! нет! не смейте! он такой! и вот такой! и растакой! и разэтакий!»), поцеловал её в мокрую щёку и без обиняков предложил попробовать другую жизнь.
Как он и ожидал, девушка была из тех революционеров, которые напрочь забывают о справедливом переустройстве жизни, как только жизнь поворачивается лично к ним своими приятными сторонами. Кларе же вообще досталось быстро и много. На следующий день Мхов снял для неё квартиру, а через месяц купил ей двухкомнатную на «Соколе», «мазду» «шестого» ряда и взял на содержание.
Она оказалась чрезвычайно лёгким человеком, к тому же училась всему с лёта и была приятна в общении. Мхов немного беспокоился насчёт возможного рецидива её чувства к Л., но вскоре с облегчением обнаружил, что Кларе присуще редкое умение наглухо забывать о пережитом, если оно ушло безвозвратно. Короче говоря, Клара всецело отдавалась настоящему и никогда не жалела о минувшем.
Ещё она обладала видимыми способностями к экстрасенсорике, правда, сама не относилась к этому слишком всерьез. Но что было, то было. Головную или, к примеру, зубную боль она снимала за несколько секунд небрежным движением руки. Могла, недолго поколдовав над каким-либо предметом, с большой долей вероятности определить, кому он принадлежит – мужчине или женщине, молодому человеку или пожилому, иногда даже в общих чертах распознавала внешность. Глядя же на фотографию незнакомого ей человека, Клара умудрялась угадывать совершенно неожиданные вещи: про одного – сколько у него детей, про другого – сколько раз был женат, про третьего – как зовут, про четвёртого – какие напитки предпочитает и тому подобное. Во всём этом не было никакой системы, более того, никакого напряга – так, милое трюкачество, ничего более. Но Мхов-то понимал, что Клара – не совсем обычный человек и относился к её умению с почтением, даже опаской.
Сейчас он едет к ней, чтобы (чем чёрт не шутит!) с её помощью хоть сколько-нибудь продвинуться в разрешении своей «производственной» проблемы. Для этого он специально захватил с собой одну вещь, которую и собирается предъявить Кларе.
– Вау! – Она открывает ему дверь и подставляет губы для поцелуя. На ней голубой шёлковый халат и мягкие розовые тапки в виде забавных лисьих морд. От неё пахнет ею самой; дома Клара никогда не пользуется ни парфюмом, ни косметикой.
– Оста-авь оде-ежду всяк сюда входя-ящий! – нараспев декламирует она; порой Клара бывает несносно пошла.
– После, с твоего позволения, – подчёркнуто сурово отвечает Мхов, – пока присядь-ка, посмотри вот тут…
Клара послушно усаживается в умно изогнутое металлизированное кресло (стиль «хай-тек», как и всё в этой квартире), смотрит на Мхова выжидательно и, как ему кажется, чуточку насмешливо. Он устраивается на полу рядом с ней, достает из внутреннего кармана пиджака обыкновенный в меру потёртый паспорт гражданина РФ с двуглавым орлом на бордовой обложке.
– Клар, смотри, вот паспорт, – Мхов кладёт книжицу ей на колени. – Ты его пока не раскрывай, просто скажи, что видишь.
Клара внимательно глядит на паспорт, потом проводит по нему ладонью и сосредоточенно зажмуривается. Секунд через десять-пятнадцать она открывает глаза и отрицательно качает головой.
– Что? – спрашивает Мхов.
– Ничего, – пожимает плечами Клара.
– Что значит, ничего?
– Ничего значит, что я ничего не вижу.
– Совсем? – Мхов разочарован.
– Совсем… – Клара подыскивает объяснение. – Ну, как если бы этот паспорт… эта вещь была ничьей… ну, как бы никому не принадлежала, вот. Понял?
– Не очень, – Мхов и в самом деле не понял. – У этого паспорта есть… был хозяин. Кстати! Он умер. Может, ты это имеешь в виду?
– Без разницы, жив он или умер, – терпеливо, как учительница бестолковому ученику, разъясняет Клара. Даже лучше, если умер. На вещах мертвецов информация застывшая, неизменчивая, лучше видно. А тут вообще ничего.
– Но там же его фотография, – горячится Мхов. – Ты открой, открой… Вот об этом человеке ты что можешь сказать?
Клара тупо разглядывает ламинированное фото ничем не примечательного мужчины средних лет, медленно, с запинкой, словно пробуя, произносит указанные в документе фамилию, имя, отчество. Снова вглядывается в фотографию. Её дыхание замедляется, взгляд становится полусонным, чуточку косящим, она еле слышно бормочет («ну и хуйня…») и вдруг, фыркнув, как обозлённая кошка, резко отбрасывает паспорт в сторону. Паспорт тёмной птицей перелетает через всю комнату, шлёпается о стену, падает на пол. Клара медленно поднимает руку, показывает на него напряжённым пальцем:
– Забери!
– Клар, ты что?! – Мхов никогда ещё не видел её такой.
