— Не знаю, Люк, но платят хорошо. Задаток наличными. Лучше не придумаешь.
— Про огни знают?
— На это я могу ответить: да, знают.
Парень по имени Уильям из компании под названием «Благден и сыновья» приплыл несколько недель назад в каноэ, спрашивая, не видел ли кто-нибудь в это время года необычный свет. Члены клана направили его к Семели, которая была как бы вождем. Не то чтоб стремилась когда-нибудь стать вождем, но так уж получалось, что решения принимала она.
Осторожно держалась с тем самым Уильямом, пока не убедилась, что он не экскурсовод из туристического агентства, не ученый и тому подобное, не станет возить чужаков или отряды высоколобых для демонстрации или исследований членов клана и воронки. Нет, Уильям хотел только вычерпать грязь и песок из колодца, откуда шли огни.
Услышав от нее, что свет идет из отверстия, всегда скрытого под водой, а нынче вышедшего наружу, он страшно разволновался, захотел посмотреть. Семели притворно воспротивилась, стоя на своем, даже когда он стал сулить деньги. Предлагал все больше и больше, пока она не уступила. Может, даже еще продержалась бы, да не стоило слишком жадничать.
Приведя Уильяма к воронке, Семели побоялась, как бы от радости он не описался. Парень плясал вокруг, выкрикивал незнакомое слово — кеноте[27], — потом объяснив, что оно мексиканское. Семели сильнее зауважала воронку.
О дренажных работах, естественно, надо помалкивать. Клан не имеет права жить в лагуне, на территории Национального парка, а «Благден и сыновья» не имеют права брать здесь песок.
— На самом деле, — призналась она Люку, — я уверена, что песок им нужен из-за огней.
— Даже страшно, правда? Эти огни неестественные. Искалечили нас, вообще все вокруг. Может быть, даже песок в дыре переделали.
— Может быть.
— Для чего он им, скажи на милость? — встревожился Люк. — Я хочу сказать, что они с ним собираются делать?
— Точно не знаю, и, собственно, знать не хочу. Это не наша забота. Знаю только, что маленькая воронка без песка станет гораздо глубже. А огни будут яркими, как никогда. Когда придет время, кто-нибудь даже заглянет в дыру и увидит, откуда идет свет.
— Кто? — спросил Люк.
Семели не сводила глаз с обнажившихся краев воронки.
— Я.
Люк схватил ее за руку:
— Нет! Что ты? С ума сошла? Я тебя не пущу!
Иногда, по мере необходимости, она позволяет Люку заняться с ней сексом, и, наверно, напрасно. Каждый раз спокойно объясняет, что это никакого значения не имеет, они просто спят по-приятельски, и больше ничего, но, наверно, не следовало начинать. Тем не менее порой надо расслабиться, а Люк не такой безобразный, как прочие члены клана. Проблема в том, что он счел ее своей собственностью, которую надо беречь, защищать и так далее. Если кто-нибудь нуждается в защите, то только не Семели.
— Замолчи, Люк. — Она вырвала у него свою руку. — Пусти. Мне надо в город.
— Зачем?
— Поработаю медсестрой, — коротко улыбнулась она.
— Что? — затряс он головой. — Зачем?
В приливе гнева улыбка погасла.
— Чтобы довести до конца дело, которое ты в ту ночь не доделал, ослиная задница!
Остановившись в больничном лифте на третьем этаже, Джек увидел доктора Хуэрту, которая поджидала кабину.
— Что нового у отца?
— Состояние стабильное, но по-прежнему семь баллов, — покачала она головой.
— Долго это будет продолжаться? — спросил он. — Я имею в виду, прежде чем будем думать об искусственном питании и прочем.
Она шагнула в лифт.
— Пока еще рано. Понимаю, вам кажется долго, хотя даже семидесяти двух часов не прошло. Вполне достаточно внутривенных вливаний.
— Я...
Дверцы лифта скользнули, закрылись.
Джек пошел по коридору к отцовской палате, гадая, найдет ли там Аню. Утром перед отъездом подошел к ее дому, петляя среди заполнявших газон безделушек, хотел предложить, если надо, подбросить к больнице. Дверь на стук не открылась.
В обычных обстоятельствах он бы не беспокоился, да со стариками не угадаешь. Вдруг ее удар хватил или еще что-нибудь? Заглянул в переднюю застекленную дверь, не видя безжизненной фигуры ни на полу, ни в кресле. Потом вспомнил про Ирвинга. Будь песик дома, лаял бы как сумасшедший.
Ани и в палате не оказалось — он на всякий случай заглянул во все углы и за ширму. Никого, кроме больного.
Подошел сбоку к койке, взял вялую правую руку.
— Я вернулся, папа. Ты здесь? Слышишь меня? Если можешь, сожми чуть-чуть пальцы. Шевельни хоть одним, чтоб я знал.
Ничего, как вчера.
Джек пододвинул стул, сел у койки, разговаривая с отцом так, словно старик его слышал. Тихо говорил, умолкая, когда туда-сюда шмыгали сестры, рассказывал, что удалось выяснить о происшествии, излагал противоречивую информацию, рассуждал о разнице во времени, отмеченном в протоколе и на отцовских часах. Надеялся при этом прояснить для себя дело, но остался в прежнем недоумении.
— Если бы ты мне только сказал, что там в такое время делал, разрешилось бы много вопросов.
Исчерпав тему аварии, не нашел темы для дальнейшей беседы. Потом вспомнил снимки на стенах в отцовской комнате, уцепился, как за спасательный круг.
— Помнишь наш семейный поход? Нескончаемый дождь...
После часовой болтовни во рту совсем пересохло, голосовые связки горели огнем. Джек пошел в ванную попить воды. Допивая вторую пригоршню, краем глаза заметил, как мелькнуло что-то белое. Оглянулся, увидел сестру, подходившую к отцовской койке. Раньше ее здесь не было, иначе он обязательно обратил бы внимание. Хорошенькая, но внешность необычная. Очень худенькая, почти мальчишка, кожа темная — особенно по контрасту с белым халатом, — длинный нос, блестящие черные волосы, заплетенные в одну косу почти во всю спину. Видимо, отчасти индианка — не бомбейская, а американская.
Сестра держала руку в кармане форменного халата, который почти смахивал на сорочку, как бы что-то сжимая.
Он было собрался выйти, поздороваться, но заметил нечто странное. Девушка двигалась резко, порывисто, у кровати замедлила шаг, словно с трудом пробиваясь сквозь плотный воздух. На лбу выступил пот, лицо вспыхнуло, побледнело перед следующим трудным шагом, горло ходуном заходило, точно она удерживалась от рвоты.
Джек вышел, направился к ней.
— Мисс, что с вами...
Она вздрогнула, круто оглянулась, глядя широко открытыми растерянными глазами цвета оникса. Рука выскочила из кармана, вцепилась в шнурок на шее. Джеку показалось, что в кармане что-то шевельнулось.
Незнакомка затрясла головой, дергая тонкий кожаный шнур. Он лопнул, но она практически не обратила на это внимания, обливаясь потом.
