Яська был уверен, что это змея!
Однако в зарослях «остролиста» ничего и никого не оказалось. Лишь только раскачивались лопухи у дуба, под которым Яська припрятал крынку с молоком.
Вот незадача…
Яська проглотил страх и нерешительно заскользил к собственному тайнику. К каждой ноге, такое ощущение, привязали по пудовой гире, а само дно оврага превратилось в непреступное болото, что так и норовит засосать и не отпускать. Яська аж взмок, чувствуя, как вниз по спине, меж лопаток, стекает холодная струйка пота. Сердце в груди загнанно колотилось, не в силах противостоять неизвестности.
Яська кое-как добрёл до покачивающихся лопухов, заткнул куда подальше навязчивый страх и решительно раздвинул листья. Из зарослей выскочило что-то клокочущее, обдало запахом прелости и принялось в остервенении хлестать по щекам, так и метя в глаза! Яська снова завизжал, попятился, спотыкнулся об притаившуюся в траве корягу, потерял равновесие и повалился во всё те же заросли жгучей крапивы.
Сверху донёсся озорной смех.
Яська совсем ополоумел, так что даже не сразу понял, что его больше ничто не атакует. Он посшибал ногами остатки крапивы и тут же глянул вверх. На берегу оврага, в том самом месте, где он сам спускался вниз несколькими минутами ранее, сидел чумазый паренёк в полинялых джинсовых шортиках и в алой рубашке, полы которой были завязаны на обычный узел в районе пупка. Мальчишка искоса поглядывал на застывшего в нерешительности Яську, силясь не выдать собственного веселья, которое и без того ясно читалось на его прикрытом ладошкой личике.
— Чего? — холодно спросил Яська, не без интереса разглядывая незнакомца.
Тот поднялся во весь рост и пожал худыми плечами:
— Ничего. Так просто.
— А чего так просто над людьми смеяться? Я, что ли, клоун, какой?
— Нет, не клоун, — мальчишка засунул руки в узкие кармашки шорт, прокатился с носка на пятку и обратно. — Хотя и похож.
Только сейчас Яська увидел, что его насмешник босой.
— Чего обзываешься?
— Да не обзываюсь я. С чего ты взял?
— А чего тогда клоуном называешь?
— Так это я так, шутя, — мальчишка расплылся в добродушной улыбке и сиганул вниз. — К тому же про клоуна ты сам первый начал…
— Я?.. Начал? — Яська попятился — снова в крапиву. — Что б тебе пусто было, проклятая!
— Ой, как её тут много оказывается! — Незнакомец запрыгал на одной ноге, потирая ужаленную пятку. — Ты чего не предупредил?!
— А ты сам, чего так резко сигаешь?
— Потому что спешить нужно, а то сбежит!
— Кто сбежит? — Яська развёл руками и уставился в синие глаза чумазого паренька — только сейчас он заметил, что тот неимоверно курносый, точно утёнок, конопатый, а во рту не хватает половины переднего зуба.
— Как кто! — Мальчишка постучал себя кулаком по лбу, призывая Яську опомниться. — Тот, за кем ты тут на карачках ползал!
Яська мигом обернулся.
Буквально метрах в десяти от них на трухлявом пне, торчащем из зарослей полинялых папоротников, сидела огромная птица и медленно расправляла гигантские крылья, словно примеряясь, как лучше взлететь сквозь буерак.
— Ничего себе… — Яська попятился, наступив незнакомцу на босую ступню.
— Ай!
— Ой, извини! — Яська с неподдельным сочувствием посмотрел в глаза пареньку, так что тот лишь улыбнулся в ответ: мол, пустяки, это я просто от неожиданности.
Яська тут же улыбнулся в ответ, понимая что мальчишка и сам рад тому, как кстати подвернулась тема для разговора.
— А что это за птица?
Паренёк усмехнулся.
— Стриж. А ты неужто сам не знаешь?
— Откуда? — Яська пожал плечами, снова оборачиваясь к замершей птице.
— Ну, ты же, вроде как, городской…
— И чего? — Яська тут же покраснел, будто свёкла. — Можно подумать, в городе одни гении живут…
— Да я так просто спросил. Чего ты сразу колешься? Словно колючка.
— Никакая я не колючка! Ты сам, только и делаешь, что подкалываешь!
Мальчишка снова улыбнулся.
— Просто тут другие приезжают из города — даже в нашу сторону и не глядят. Важные такие ходят, как индюки. Так и хочется прижать! А ты ничего, живенький такой.
— Живенький?
— Ну да… Только колючий.
Яська хотел было снова взъершиться, но вдруг понял, что не хочет этого. Он посмотрел в синие глаза незнакомца и не сдержался — расплылся в широкой улыбке.
— Я Колька, — и Колька, не дожидаясь дальнейшей Яськиной реакции, протянул исцарапанную ладонь.
— Яська.
— Яська? — Колька пожал протянутую ладонь. — Это что за имя такое? Никогда не слыхал.
— Это сокращённое от Ярослава. Папа говорит постоянно: «Ну какой это Ярослав — видно же, что Яська…»
— Это точно! — Колька широко улыбнулся и снова спрятал руки в кармашки шортиков. — Я когда увидел, как ты тут кувыркаешься, так и подумал, что Яська приехал!
Яська засмеялся. Потом кое-как переглотал всех смешинок, подброшенных Колькой, и сказал:
— Я, если честно, перетрухал не на шутку. Думал змея, какая, подкралась…
— А чего ж ты тогда в овраг полез, раз перетрухал?
— Так интересно же.
Колька покачал головой.
Яська посмотрел на притихшего стрижа.
— А чего он тут в траве ползает? Гнездо что ли охраняет?
— Да ты совсем, похоже, ничего про стрижей не знаешь, — Колька надменно улыбнулся.
Яська потупил взор, покраснел: откуда ему знать, неужели не ясно?
Колька быстро смекитил, что сболтнул лишнего — тут же исправился:
— Да я и сам недавно только узнал. Они, стрижи, если в траву или канаву свалятся, так потом взлететь без посторонней помощи не могут.
— Как это? — Яська недоверчиво посмотрел в Колькины глаза, силясь определить, говорит ли тот правду или же просто сочиняет, желая сойти за умного.
— Очень просто: у стрижей очень длинные крылья — как у самодельных планеров, — так что им очень сложно взлететь на ограниченном клочке пространства. К тому же нет места для разбега. А он видал какой?..
Яська кивнул.
— Ага, здоровый. Меня, вон, даже с ног повалил. Но это я просто не ожидал!
Колька кивнул.
— Ещё бы… Такой, поди, и за шхибот, случись что, утянет запросто!
— Да ну… не утянет, наверное…
Колька засмеялся.
— Да шучу я, конечно же, не утянет! Просто и впрямь большой больно.
— И что же теперь с ним будет?
Колька задумался. Потом ответил, ковыряя пальцем в ухе:
— Ничего. Если собаки, конечно, деревенские не учуют… Или кошаки — они тут вечно стаями носятся, терроризируют кого не попадя. Недели не проходит, чтобы хотя бы одна усатая рожа в голубятню не залезла.
