Нет, опасно и стремно… Как бы не нарваться… Может выплыть. Эту спящую блядину наверняка кто-нибудь заметил — туда-сюда входила, выходила лярва по вызову…
Сон еще этот идиотский… Проклятое наваждение, до сих пор страшно до блевотины! Чуть живьем не сожрали, гады ползучие…»
Алексей поднялся с постели, вышел в гостиную, гадливо, с тошнотным омерзением оглядел стол: подсохшие за ночь остатки мясной закуси и полбутылки крашеной водки «Вискулевская», какой он поил накануне свою интернет-услугу.
Поплелся на кухню, там с отвращением выхлебал бутылек немецкого пива из холодильника, закурил, смочил сухость во рту еще пивом. Не помогло.
Кошмарный горячечный сон не шел из памяти, в горле по-прежнему противно першило, в животе тошнило, урчало. Голова горела, в ней зудело, свербело… Будто в черепе вновь закопошились черви…
Пошел на балкон глотнуть свежего воздуха. Глубоко, всей грудью и животом вдохнул успокоительную утреннюю прохладу. Немного полегчало.
Да и отвлек от нехороших воспоминаний разговор двух дворничих в апельсиновых поддевках-безрукавках. Одна старая ведьма, опершись на метлу, зычно, на весь двор, — и на девятом этаже слыхать, — сказывала товарке кладбищенскую историю:
— …Слухай сюды, Коляновна. Тады и схоронили мать… Сын ее на похороны из Америки сюды не поспел, прилетел, ее уж поховали.
Через три месяцы батька помёр на руках сына, почуял смерть и вызвал телеграфом того из города Нью-Йорка. Разрешили старика подхоранивать к жене.
Вось сын-то возьми и попроси открыть гроб матери, чтоб попрощаться, если тудою-сюдою могилку разрыли. Глядять: а гэная на животе скрючилась, изогнулась, вся синяя-синюшная, мертвая-мертвая.
Схоронили, значить, на спине живой. В гробу, несчастная, переворачивалась, покуда не задохлась. Сон у ей был такой трагический, гэтак доктора говорють.
— Может, ле… летрагический? — интеллигентно засомневалась в озвучании медицинской терминологии Коляновна.
— Не-не-не! Говорю табе, т р а г и ч е с к и й. Як доктора потым в больнице казали. Сын-то ведь тоже от сердца помёр, ледзь увидав, якая матка ягоная в гробу…
Алексей сперва ухмыльнулся. Болтовня глупых старух его насмешила, подобно тому, как веселятся профессионалы, слушая дурацкие рассуждения дилетантов. Но смех смехом, а зычный говор внизу таки напомнил ему неприятно о собственном кошмарном сне.
Он тотчас стал мстительно вглядываться, не оставила какая-нибудь дворовая подметальщица вдавленных следов на земле или в детской песочнице. Искал некромант отпечатки не напрасно, а с колдовским умыслом.
«Первой уделаю сказительницу с помелом…»
Громозвучным дворничихам несказанным образом повезло, что на дворе было сухо и чисто. Искомых вмятин некромант в то утро не нашел, чтобы украдкой их загипсовать и подвергнуть заклятию смертного сна того, кто оставил след.
«Не летом, так осенью, зимой по свежевыпавшему снежку возьму и выну следочек. Проснешься ты у меня, бабуля, в уютном гробике. Будешь там трагически переворачиваться с боку на бок.
Под слоем землицы ляжешь, три метра укроют тебя легче пуха, поскудь старая. В рафли семикрылые, сновидя не мертваго…»
Этим заклятием, погружающим человека в сон, неотличимый от смерти, некромант Алексей владел хорошо. Хотя редко им пользовался. Особой нужды в том не видел, если вопрошать спящий полутруп можно только с целью получить точное предсказание о ближайшем погибельном дне для кого-нибудь из общих знакомых.
Теперь же Алексей страстно жаждал узнать и приблизить день смерти привидевшейся ему ночью той самой, проклятой белобрысой стервы. К тому, что она взаправду существует, он относился скептически. Но вот отомстить ей возжелал неимоверно — несмотря на всевозможные логические доводы о небывалых вещих снах.
Блондинка с кукольным лицом приснилась ему в мрачном подземелье, где заседал беспощадный трибунал инквизиторов в черно-белых сутанах. Им стало абсолютно все про него известно. Девка у них была заплечных дел мастером. По оглашении приговора она скинула рясу и без вопросов занялась грешником, осужденным на телесную погибель за противоестественный блуд с живыми женскими трупами…
Пускай и был-то весь этот проклятущий кошмар во сне, не наяву, но вспоминать, чего же с ним вусмерть сотворила немыслимо мускулистая фурия в коротком кожаном фартуке на голое тело, Алексею до ужаса не хотелось. Потому в мыслях перенесся к тому моменту, когда очнулся, лежа в заколоченном темном гробу, слыша, как сверху сыпятся, стучат комья земли.
Тогда он по-настоящему перетрусил, дико заорал, принялся биться всем телом, упираться руками и ногами в крышку гроба. Проснуться ничуть не удавалось, ужасное сновидение, жутко похожее на явь, вовсе не кончалось. И он решил, как если б его самого реально подвергли заклятию смертного сна.
Вначале чуть не умер от гробового удушья. Кошмарное ощущение! Но вовремя опомнился: спит он, спит. Не больше и не меньше. Пришлось дожидаться, пока страшное наваждение само собой не закончится.
Дальше пришлось совсем плохо. Его, обессиленного от бесплодных попыток проснуться во чтобы то ни стало, заживо пожирали белесые могильные черви. Они медленно копошились у него в глазницах, в ноздрях, в ушах, зудяще и болезненно прогрызая ходы в мозг…
На балконе некромант Алексей быстро допил вторую бутылку пива. Зуд в голове и сухость во рту прошли, желудок угомонился. А при мысли о том, какой негаданный некромансерский пассаж он при случае заготовит «в кайф громкоговорящим ни свет ни заря поскудям», поднялось настроение.
К тому времени обе горластые дворничихи заткнулись, словно почуяв беду, неминучую невесть откуда. Стремясь задобрить судьбу-злодейку, они во всю прыть шуровали метлами, когда во двор въехала неотложка с красными крестами.
Из нее, кошмарно напугав некроманта, выпрыгнула, выскочила та самая блондинистая девка в черно-белой рясе. Инквизиторша вытянула вверх правую руку, ровно бы клешней угрожающе пошевелила большим и указательным пальцами. В давешнем Алексеевом сне она ими как плоскогубцами в кровавую кашу раздавила осужденному грешнику гениталии.
Алексей передернулся, полуприсел. Затравленно заозирался, куда бы сбежать от этого кошмара наяву. Вдруг опять в подвал поволокут увечить, калечить и в гроб живьем заколотят?
Но тут же как встрепанный подскочил на месте, вспомнил, кто он такой. Присмотрелся взглядом некроманта, сведущего в ясновидении и предсказаниях. Потому и лицезрел пожилую тетку-врачиху в белом халате, в черной блузке на плоской груди. Двумя пальцами она массировала свой лоб, явно страдая от головной боли после бессонного ночного дежурства.
