прошлые же её — не «сны»; а так как время ещё и циклично — ещё и настояще-будущего! Нет нервной системы — нет и нервов, да?
Ане трахает мозг, хотя бы и как я, не трахает и совсем! А что?.. Вроде и того же всё: «Хочу настенные часы с кукушкой — в виде головы с высунутым языком и… «гуляющими» глазами: из стороны в сторону». «А я — напольные… и в виде человека, половины его, верхней половины человека-его и… чтобы кишок вместе с глазами-стрелками такой: из стороны в сторону. Да!.. И чтоб когда «час-ровно» — в ладоши ещё перед собой хлопал». «А лучше — и те, и те!.. И ещё с «настенным» светильником — в виде человека, прибитого же к стене… «светящейся» рукоятью меча: со скрещенными на груди руками». «А ещё!.. А ещё — раковину: с «кровью» — из неё и… на пол». Она должна «сама» — прийти к этому!.. Как и, собственно, «он». А и, кстати, о «нём»!.. Сознательное?
Не ко мне — вопросы: всё прошу — по адресу и… «сердцу». Да будто и я — виновато: что он — ревнует! Может, ещё и к воздуху — приревнует?.. Он так-то тоже неплохо, а там и наипрекрасно «в нас» — входит и выходит. Прямо-таки — и замечательно! Может, уйдём — от него? Точно!.. Тогда цепочка — верно и прервётся. Нет!.. Появится лишь — новое звено. Но и!.. Вполне возможно, что и затем же — ещё новый ряд: без итога и… кулончика. Может, что и выйдет!..
Пиши! Серьёзно? Да. Прям — так? Как и сказало. Входит. Выходит!.. Замечательно — выходит. «Я тебя обожаю». Ты же знаешь, что не отвечу: «тем же». И не «надо» — я и не «тебе»!.. Это — он написал. Что ж!.. Может, и впрямь выгорит.
Или: «прогорит». Или — так, да!.. Но и хотя бы «три вариации события» — мы уже знаем. И даже если цепь вновь замкнётся и прикрепится к чему-то «из» — начало так же предопределит конец! Но и уже — «иной»!..
Как и «оно» же — само.
«Hello Neighbor»
(Cover — «Плейлист»; Оммаж — «ПРИВЕТ, ВТОРОЙ БЕТАСОСЕД! ► Hello Neighbor 2 Beta #1», «БЕТАФИНАЛ ► Hello Neighbor 2 Beta #2», «ПРЯЧЬСЯ И ИЩИ, ИЩИ, ИЩИ…», «ЕЩЁ РАЗ ПРИВЕТ, СОСЕД 2», «ПРИВЕТ, СОСЕД 2» / Kuplinov ► Play)
А всё же и так хорошо начиналось!.. Ну. В каком-то смысле! Парень, журналист-репортёр, возвращается к себе «на родину», в город и… «домой», с ностальгией и… «работой»: и, как неожиданно-приятно, удобно-удачно, опять же и кому как, по-своему же — всё, к своему же соседу — через дорогу! Так ещё и который был просто обязан и изначально же ещё — иметь какую-то тайну: да и такую ещё, чтобы и не только её, но и его же самого — все боялись; не говоря уж и за обходящих за километр его дом и двор, а там и улицу с ними — детей! И что однажды, ко всему же выше и будто бы прочему, сбивает ещё и мороженщика. Вроде как!.. И тут-то как раз — и начинают вскрываться его тайны из тумбочек, ведущие к главному секрету-скелету и… шкафу. Дети боялись — не просто так!.. Собственно, как и взрослые. Ведь и мало того, что в его дворе и на крыше — пропадали их игрушки. И с концами! Он не выносил их им; и так же буквально — детей. Так — и сами же дети! Что и раз от разу всё же осмеливались и сами — сходить за ними. И пока назревала и созревала же тема «недоказанного педофильства-похищения-укрывательства и убийства», как и его же всё самого видели с мужчиной-мороженщиком и его же машиной с мороженым у его дома, потом — нет, второго и его же транспорта, сам парень, уж раз и в сотый нелегально-законно пробравшись в его дом, подмечает: как и в то же время странно похож — на его же сына, что погиб вместе с дочерью в парке аттракционов на вагонетке, когда та слетела с горки, набрав невиданную ранее скорость от сбоя, и упала, разбившись об асфальт!.. Ну, так, по крайней мере, говорила всем и рассказала затем и ему же самому — его же мать. И отец — его же подруги: так же похожей — на и того же всё дочь. Не говоря уж — и о «крысах в подвале»!.. Будто и сам он от себя — не отпугивал. В нём-то детей затем — и нашли!.. И, лишившись «родительского права» за недосмотр и приобретя «запретительный акт-иск» на своих детей, он запретил и остальным — быть поблизости: изредка наблюдая и за своими же — через окна; но и держась при этом же всё — на расстоянии. И только когда они сами приходили за помощью, игрушками — он забирал их к себе. Насильно!.. Хоть и ему же казалось это — правильным. Нужным и важным!.. Должным. Чтобы уберечь их — от их же неродителей, что и явно же не досматривали за ними: раз они и всё равно — приходили к нему; хотя все всё и обо всём же, всех и вся опять же — знали!.. И об «усыновлении-удочерении». И о его — «больной» голове. А уж и о доме с вагонеткой и неописуемым количеством надстроек со всякими играми, самими «игровыми» и бассейнами с «рыбками» — вообще можно было промолчать! Как и о том: как он сам, и по итогу, сел в ту же, только уже и именно же свою и для себя же самого, вагонетку — и пустил её… по ещё недостроенной части рельс!.. Не обойдясь уже просто — и потерей же памяти. Пусть и не лёгко-временной! Как и ушибами с переломами. Ведь и рядом ещё — было озеро!.. Двери изнутри — закрыты. Он ещё — и захлебнулся: до кучи и… горки! Но и это не был — «страх суда». Машина с мороженым — была затем обнаружена в его гараже. Тело же мужчины-водителя — в морозильной камере подвала!.. Он был готов — всё им отдать. Но и дети же — пришли раньше! А он, каким бы ни был, не мог их так взять — и напугать-отпугнуть.
