— Тогда иди ко мне! — выкрикнул он
и перепрыгнул (сквозь? через?)
в Джейсона.
— Тогда иди ко мне! — крикнул он снова в это сияние на немного тягучем языке Территорий. Он выкрикнул это смеясь, но слезы катились по его лицу. И понял, что поиск был начат другим мальчиком, поэтому ему нечего здесь больше делать; итак ему пора уходить и
перелетел
обратно в
Джека Сойера.
Над ним трепетал в воздухе Талисман, медленно поворачиваясь, разбрызгивая свет, тепло и ощущение настоящего счастья чистоты.
— Иди ко мне.
Талисман начал опускаться.
9
Итак, после стольких недель и утомительных приключений, темноты и отчаяния, после приобретения и потери друзей, после дней изнуряющего труда и ночей, проведенных в сырых стогах сена, после встречи с демонами темных мест (многие из которых жили в уголках его собственной души) — после всего этого было очень мудро, что Талисман пришел именно к Джеку Сойеру.
* * *
Он смотрел, как Талисман спускается вниз, его переполняло ощущение, что миры в опасности, миры колеблются. Сын Королевы Лауры был убит; он стал призраком, чьим именем теперь присягают жители Территорий. И все-таки Джек решил, что он есть. Джек отправился на поиски Талисмана, на поиски, которые были предназначены Джейсону, и Джейсон осуществил их, возродившись на некоторое время. Джек действительно имел Двойника, хотя бы подобие его. Если бы Джейсон был призраком, как и рыцари, бывшие привидениями, то он бы исчез, когда этот сверкающий, кружащийся шар прикоснулся к его раскрытым ладоням. Джек убил бы его снова.
— Не беспокойся, Джек, — прошептал голос. Это был чистый и теплый голос.
Он опустился вниз: шарик, мир, все миры — он был сияющий и теплый, это было милосердие, доброта, это было возвращение чистоты, белого. И, как и всегда было все светлое, и, каким оно всегда должно быть, он был очень хрупким.
И, хотя оно спустилось вниз, над головой Джека проносились миры. Он сейчас не прорывался через слои реальности, а просто видел весь космос реальностей, пересекающих и перекрывающих один другой, связанных, как колечки.
(действительность)
Кольчуги.
«Ты удостоен чести держать Вселенную миров, космос добра, Джек, — это был голос его отца. — Не урони его, сынок. Ради Джейсона, не урони его».
Миры над мирами других миров, великолепные и дьявольские, все они осветились теплым белым сиянием той звезды, которая была хрустальным глобусом, опоясанным филигранными линиями. Он медленно опускался вниз к дрожащим, раскрытым рукам Джека Сойера.
— Иди ко мне! — выкрикнул он ему, совсем, как тот, когда пел ему свою песню. — Иди ко мне сейчас!
Он был в трех футах от его рук, овевая их мягким живительным теплом. Теперь в двух… теперь на расстоянии одного. Он засомневался на мгновение, медленно вращаясь, ось его слегка наклонилась, и Джек увидел бриллиантовые мерцающие очертания континентов, морей и океанов и ледяные шапки на его верхушках. Он застыл в нерешительности… а потом медленно соскользнул в ожидающие, протянутые ладони мальчика.
1
Лили Кавано, которая впала в состояние болезненной дремоты после того, когда ей откуда-то снизу пригрезился голос Джека, теперь сидела в своей постели. Впервые за многие недели румянец окрасил ее впалые, мертвенно-бледные щеки. В глазах засияла дикая надежда.
— Джейсон? — выдохнула она, а потом нахмурилась. Это ведь не было именем ее сына. Но во сне, от которого она только сейчас начала отходить, у нее был сын, которого звали именно так, и в этом сне она была кем-то другим. Это из-за таблеток, конечно. Именно таблетки превратили ее сон в грезы.
— Джек? — попыталась она снова позвать его. — Джек, где ты есть?
Нет ответа… но она ощущала его, точно знала, что он жив. Впервые за долгое время, месяцев за шесть, наверное, она действительно чувствовала себя хорошо.
— Странник Джек, — произнесла она и сжала пачку сигарет. Она взглянула на нее, а потом отшвырнула прочь через всю комнату, где они приземлились в камине поверх кучи мусора, который она рассчитывала сжечь попозже. — Я думаю, что я бросила курить на весь остаток моей жизни, Странник Джек, — сказала она. — Возвращайся, детка. Твоя мама любит тебя.
И она рассмеялась беспричинным смехом.
2
Донни Киган, несший службу на кухне Солнечного Дома, когда Вулф сбежал из карцера, пережил страшную ночь. Джоржу Инвингстону, дежурившему с ним, повезло намного меньше. Теперь Донни находился в сиротском приюте в Мунси, штат Индиана. Он был исключением среди воспитанников Солнечного Дома, так как был круглым сиротой. Чтобы удовлетворить власти штата, Гарднеру приходилось брать в Дом нескольких сирот.
Теперь, вымывая темный холл, Донни внезапно взглянул вверх, его тусклые глаза расширились. Снаружи тучи, посыпавшие мелким декабрьским снежком уставшие поля, неожиданно расступились на западе, пропуская один-единственный широкий луч, ужасный и величественный в своем одиночестве.
— Да, ты прав, я действительно люблю его, — триумфально выкрикнул Донни, не имевший достаточно извилин, чтобы усваивать слишком много и уже забывший его имя. — Он прекрасен, и я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО люблю его.
Донни дико расхохотался своим идиотским смехом, только теперь его смех был почти прекрасен. Несколько ребят подошли к дверям своих комнат и с удивлением взирали на него. Его лицо купалось в солнечном свете этого единственного, призрачного луча, и один из этих мальчиков шепотом сообщил своему близкому другу, что Донни был похож на Иисуса.
Прошло несколько минут, и тучи закрыли островок чистого неба, а к вечеру снегопад усилился и превратился в первую зимнюю бурю. Донни знал, что означает чувство любви и триумфа. Это быстро прошло… но он никогда не забыл самого этого чувства, этого полуобморочного ощущения благодати, которое сразу наполняло и избавляло вместо обещания, а потом отрицания, отвержения, чувство ясности и нежности, чудной любви, чувство экстаза, возвратившегося снова добра и света.
3
Апелляции судьи Фейрчайлда, пославшего Джека и Вулфа в Солнечный Дом, были отклонены, его ожидала тюрьма. Все вопросы были исчерпаны, и тюрьма была единственным местом, где ему придется провести долгие годы. А возможно, что и всю жизнь. Он был старым человеком, да и здоровье у него было слабое. Если бы они не обнаружили те проклятые тела…
