– Несомненно, несомненно. Конечно, немного театрально: барон де Рэ, Синяя борода, но это впечатляет.
Рец вышел под мелкий апрельский дождь, оглянулся и помахал собеседнику. Стаховский поднял руку и не опускал ее, пока серебристый «гранд чероки» не скрылся за гостиницей, выезжая на Ленинградский проспект. Потом он расплатился в баре, вышел на площадь и подозвал такси.
– В Шереметьево. К рейсу Москва – Рим. И хотелось бы побыстрее, – нетерпеливо скомандовал он водителю.
– Алло, Вика, это я, – Рец, обозначив поворот, пересек проспект возле метро «Динамо», – собираемся сегодня ночью. Нужны два чистых, невинных существа. Не важно какие. Подготовьте все к двум часам.
У кафе возле стадиона, несмотря на поздний час и накрапывающий дождь, тусовались любители то ли футбола, то ли просто выпить. Небритые нацмены, стоя возле подержанных иномарок, обсуждали свои вечные проблемы, оживленно жестикулируя. Вдоль стадиона Рец проехал к Нижней Масловке, свернул налево и припарковал машину в тихом дворе кирпичной пятиэтажки. Выключив двигатель, он взял с соседнего сидения пакет, просмотрел содержимое и посидел несколько минут, прикрыв глаза.
– Да, – прошептал он, – сегодня я пойму прошлое и настоящее. Я узнаю будущее и стану первым среди подобных и подобным Великим.
Закрыв машину, он вошел в подъезд.
Остановив джип за несколько кварталов до нужного дома, Рец прошел оставшуюся часть пути пешком. Мокрые улицы были пусты. Дождь то усиливался, то стихал. Московская ночь обволакивала, оседала каплями на лице, окружала редкие фонари ореолом тумана. Мокрые стены домов посерели от влаги. Перепланировка города почти не коснулась центра столицы. Старые купеческие дома прошлого века, возведенные на месте еще более древних, сохранились почти в нетронутом виде. Лишь некоторые были перестроены под современные офисы.
Через решетчатую дверь в невысокой чугунной ограде Рец прошел во двор одного из домов. Остановившись в тени кустов сирени, он еще раз осмотрел улицу, затем проверил знак, нарисованный мелом на стене у подъезда, и вошел внутрь. В особнячке располагалась чудом уцелевшая контора советского образца. Контора потихоньку умирала, продолжая по инерции что-то согласовывать и чем-то руководить. Денег на ремонт помещения не было, и подъезд являл жалкое зрелище облупившейся краски на стенах и выщербленных ступеней. Впрочем, толстые стены защищали как от жары, так и от холода.
Рец постучал в обшитую жестью дверь полуподвала. Через несколько минут дверь открыл худой парень в бесформенном свитере и вытертых джинсах на тощих ногах. Его длинные сальные волосы его были забраны в хвост, отечное лицо со слезящимися глазками выражало нетерпение.
– Все посвященные здесь? – спросил Рец, проходя внутрь.
– Все, все, – зачастил парень, задвигая за ним засов, – подготовили место, как ты сказал. Что так долго? Ну, что, сегодня?
– Да.
Подвал был загроможден сломанными ящиками и подмокшими картонными коробками из-под тары. Тусклая грязная лампочка на шнуре освещала середину помещения, оставляя стены в тени. Пахло сыростью и кошачьей мочой, с труб отопления капала вода. В углу парень отодвинул кусок фанеры. За ним в стене было пробито отверстие в половину человеческого роста. Рец пропустил вперед провожатого, пролез в пролом и задвинул за собой фанеру. Парень зажег фонарь. Кирпичные своды старого подземного хода смыкались над головой. С одной стороны проход был завален слежавшейся в камень землей и обломками кирпича, с другой – ступени вели вниз, в темноту. Спуск привел к кирпичной арке. Эхо шагов гасло среди кирпичных стен, пропадая, словно капли воды в песке. Повеяло сухим холодом и пылью. Рец, отведя в сторону лохмотья паутины, шагнул вперед. В небольшом помещении на стене чадил факел. Красноватый отблеск освещал кусок земляного пола возле еще одной арки. На широкой доске, уложенной на кирпичи под факелом, лежала одежда, сумки, стояла накрытая тряпкой плетеная корзина.
– Переоденься, – сказал Рец, – иди ко всем и ждите меня.
Провожатый достал длинный балахон, надел его через голову, накинул капюшон и вышел в соседнее помещение. Рец освободил место на доске и достал из пакета папку для бумаг, широкую серебряную чашу и нож с черной рукояткой. Последней он вынул из пакета свернутую в трубку рукопись, перевязанную витым шнурком. Подойдя к свету он развязал шнурок, развернул ее и, шевеля губами, несколько раз перечитал написанный каллиграфическим почерком латинский текст. Восковая печать внизу листа была смазана, но Рец все равно с видимым удовлетворением осмотрел ее. Чадящий факел отбрасывал на стену и пол изломанную тень Реца. Достав из папки несколько листов бумаги, он взял нож, чашу, накинул капюшон и прошел в следующую комнату. Здесь было гораздо светлее. По стенам горели факелы, освещая выложенные потемневшим от времени белым кирпичом стены и свод. Возле вбитых в кирпич колец для светильников камни были черны от копоти. Несколько человек в длинных балахонах, вполголоса переговариваясь, ожидали его. В одной половине помещения был выложен круг из камней, рядом на земле был расчерчен треугольник и еще один, тщательно выметенный изнутри круг. В центре каменного круга стоял небольшой алтарь. Еще один алтарь находился между нарисованным кругом и треугольником. По углам треугольника, в массивных низких подсвечниках горели белые свечи.
Рец подошел к собравшимся. Беседа стихла, стало слышно, как потрескивают факелы и шуршит где-то сбегающая по стене струйка песка.
– Братья и сестры, – негромко сказал Рец, – сегодня у нас особый день. Этот день изменит нашу жизнь навсегда. Мы долго готовились, нас преследовали неудачи, среди нас были легковерные, отчаявшиеся, не дождавшиеся этого дня. Настал наш час! Сегодня мы проведем двойной обряд.
– Сегодня четный день, Рец, – резко возразила ему темноволосая женщина. У нее было нервное, несколько надменное лицо с глубоко вырезанными ноздрями тонкого носа. Голос был высокий с легкой хрипотцой, – и луна убывает.
– Это не важно. Ты, Виктория, поможешь мне, – Рец указал на нее пальцем.
– Я простая жрица…
– Ты будешь работать вот с этими знаками, – он подал ей бумаги.
– Но это не …
– Сегодня мы не будем вызывать Vessago Vessago – могущественный демон, который называет вещи прошлые и настоящие. Открывает грядущее, повелевает легионами духов., ты вызовешь…, – он отвел от ее лица край капюшона и прошептал что-то на ухо женщине.
– Кто это?
– Зажжешь вот этот ладан – не отвечая, он подал ей полотняный мешочек, – и назовешь эти имена.
Жрица, поежившись, взяла бумаги и ладан. Через широкий вырез ворота мелькнуло обнаженное тело.
– Почему ты дрожишь? Тебе страшно?
– Нет, просто холодно. Ты постился, Рец?
– Это тоже не важно. Данный обряд не требует поста. Все, начинаем.
Один из хранителей вышел в соседнюю комнату и вернулся с корзинкой. Рец откинул тряпку. Два полуторамесячных котенка, задрожав от проникшего в корзину холода, подняли к свету пушистые мордочки. Рец выбрал дымчатого. Тот жалобно запищал, махая лапками. Прошептав что-то успокаивающее, Рец прижал его к груди. Котенок повозился устраиваясь и сунул нос ему под мышку.
Виктория разожгла ладан. Голубоватый дымок поплыл по комнате, обволакивая собравшихся терпким приторным запахом.
– Какой вопрос написать? – спросила она, держа в руке лист с малым демоническим знаком.
– Никаких вопросов писать не надо. Просто вызывай.
Рец встал в каменный круг, зажег черные и белые свечи и замер, сложив перед грудью ладони и склонив голову.
– Дайте жертву, – сказала женщина.
Хранитель подал ей котенка. Поглаживая, она положила его на спинку. От холода котенок описался. Подождав, пока иссякнет струйка мочи, женщина зашептала просьбу принять приношение. Не глядя, она протянула руку назад. В ладонь ей вложили нож. Придерживая пальцами шевелящийся серый комочек, она высоко подняла руку с ножом. Длинное лезвие, отражая игру пламени, казалось, сочилось кровью. Хранители вразнобой зашептали просьбу не отвергнуть жертву. В гул мужских голосов вплелись еще два женских голоса.
Нож резко пошел вниз. Удар был неточен. Лезвие, пробив тельце сбоку, глубоко вошло в землю. Котенок закричал, сворачиваясь в клубок и пытаясь слабыми лапками сбросить держащую его руку. Рец, поморщившись, оглянулся. Острые коготки впились в руку жрицы. Закусив губу, она выдернула нож, пальцем откинула котенку голову и с силой провела лезвием по горлу. Жалобный крик оборвался. Кто-то подал женщине чашу. Крепко сжимая, она подняла над ней бьющееся тельце. Болтающаяся на лоскуте кожи голова мешала стекать крови, и женщина одним движением оторвала ее и отбросила в сторону. Голова котенка, постукивая по твердому полу, откатилась в угол. Хранители смотрели, как заполняется чаша. Крови было немного, но ее запах, казалось, окутал собравшихся. Наконец последняя капля упала в серебряный сосуд. Жрица бросила трупик в корзину и поставила чашу рядом с алтарем. Ноздри ее трепетали. Пальцами, подрагивающими от возбуждения, она взяла лист с большим демоническим знаком.
