Я же сказал тебе, почему.
- Я могла бы пойти с тобой на свидание. Тебе не нужно было убивать людей. Боже мой... Сколько их было?
- Включая твоего мужа? О, шестнадцать.
Это ошеломило разум Памелы. Пятнадцать девушек умерли из-за одержимости этого мужчины?
Не только Джим.
Она думала, что хуже, чем прошлой ночью, уже быть не может. Оказалось, хуже может быть всегда.
- Их не так уж много, пятнадцать, - объяснил Родни. – Понимаю, если вот так сходу ляпнуть, звучит впечатляюще. Но ты должны помнить, что это продолжалось пять лет. В среднем получается всего три штуки в год. Это не так много. Их было бы гораздо больше, если бы ты не женилась, и твою фотографию не напечатали бы в газете. Теперь, когда у меня есть ты, все остальное прекратится. Ну серьезно, зачем они мне, если у меня есть ты? Ты - все, чего я когда-либо хотел.
Родни повернул голову и улыбнулся Памеле. Именно так он улыбался с тех пор, как она его знала: странный, быстрый подъем верхней губы, открывающий не только передние зубы, но и десны над ними. Щели между его зубами всегда были забиты остатками предыдущих приемов пищи, и всех перекусов между ними.
Это была одна из причин, почему все называли его Свинтусом. Прозвище появилось не только из-за тучности Родни, но и из-за крошечных глазок, грязи, запаха тела и остатков пищи, украшавших его одежду и зубы.
Памела всегда считала, что это прозвище оскорбительно для всех свиней. Она предпочитала называть этого мерзавца Рвотни, потому что все в нем казалось ей гнилым, отвратительным. Свиномордый. Среди своих друзей она говорила о нем ужасные вещи. Но всегда была добра к нему.
Возможно, это было ошибкой. Не убегать при каждом его приближении, как обычно поступало большинство детей. Улыбаться ему. Разговаривать с ним. Обращаться с ним как с человеком, хотя от его отвратительной внешности и кислого запаха у нее иногда слезились глаза. Пару раз Памела действительно давилась в середине разговора с ним. Желая пощадить его чувства, она говорила, что, должно быть, что-то съела.
Может быть, ей следовало избегать его, смеяться над ним, называть его Свинтусом или Рвотни в лицо. Если бы она вела себя с ним по-настоящему плохо, возможно, ничего этого и не случилось бы.
Все эти девушки ... Джим...
Ушел Джим, вернулся Родни.
Во всяком случае, так это выглядело.
Прошлой ночью в комнате было темно, если не считать света от телевизора. Памела лежала в постели, откинувшись на подушки, смотрела одиннадцатичасовые новости и ждала, когда начнет Дейв [1]. Джим ушел в ванную. Казалось, он задержался дольше, чем обычно. Памела надеялась, что он бреется. Обычно Джим брился перед сном, если собирался пошалить. Видеомагнитофон был уже установлен, так что они смогут посмотреть запись, если пропустят что-то из шоу Дейва.
Услышав за дверью шаги Джима, она натянула верхнюю простыню, чтобы прикрыть голые плечи. Памела хотела, чтобы было сюрпризом то, что она решила обойтись без ночной рубашки. Джим вошел в спальню. На нем был тот же халат с узором пейсли [2], что и десять минут назад, но казалось, что он вырос. Он выглядел так, словно каким-то образом распух - стал выше, располнел настолько, что халат не мог запахнуться на нем. Живот выпирал вперед, как сырое хлебное тесто. Памела лишь на мгновение растерялась от внезапной перемены в муже.
Затем она поняла, что мужчина в халате Джима - это не Джим. Он потянулся к выключателю.
Зажглись прикроватные лампы, и в комнате стало светло. Памела узнала человека в халате. Она не видела его пять лет, с тех пор как окончила среднюю школу, но он почти не изменился. Улыбка у него была точно такая же – чуть приподнятая верхняя губа. Те же поросячьи глазки. Он поднял руки и широко развел их. - Моя дорогая! Ты скучала по мне?
Памела едва могла дышать. Ей казалось, что по ее сердцу бьют молотком. Она хотела позвать Джима.
Но Джим должно быть был уже мертв, не так ли? Убит.
Родни сделал шаг к ней.
Памела сдернула простыню, перевернулась, переползла на сторону кровати Джима и потянулась к ящику тумбочки. Схватилась за ручку. Рывком выдвинула его. Она сунула руку в ящик и потянулась к "Зиг-Зауэру" калибра .380, который Джим держал там на всякий случай.
Не успела она прикоснуться к пистолету, как Родни пинком захлопнул ящик. Тот ударил ее по предплечью. Когда Памела вскрикнула, ее схватили за руку и рванули вверх, выдернув руку из ящика. Родни завернул ее высоко за спину, и Памела уткнулась лицом в подушку Джима. Потом он забрался на нее.
Вес его тела придавил ее к матрасу. Халат распахнулся. Она чувствовала его голую, жирную кожу по всей спине, ягодицам и ногам. Чувствуя его тяжесть на своей спине, с прижатым к подушке лицом, Памела не могла дышать. Не могла кричать. Едва могла двигаться. Она пыталась втянуть воздух в легкие, но безуспешно. "Вот и все, - подумала Памела. - Господи, я умру".
Проснувшись, Памела с удивлением обнаружила, что жива. И провела следующие несколько часов, желая, чтобы она умерла. Наконец Родни выволок ее из спальни. В ванной он показал ей тело Джима. Потом Памела увидела, как он поджег дом. Она помнила, как Родни вынес ее на улицу, но ничего больше.
Проснулась она на пассажирском сиденье его машины. Солнце стояло низко и светило ей прямо в глаза. Ее руки лежали на коленях, скованные наручниками, как будто ее арестовала полиция. Почти все тело болело. В некоторых местах она чувствовала острую боль. Должно быть, ее одел Родни. Но Памела не могла этого вспомнить. Казалось, она все еще была голой, когда покидала дом.
На ней была зеленая плиссированная юбка. Очень короткая. Она доходил ей только до середины бедер, и Памела чувствовала обивку автомобильного сиденья своим голым задом. На ней был также золотой свитер с круглым вырезом и длинными рукавами. Ткань была плотной и жаркой. Она царапала кожу Памелы. Не хватало только большой зеленой фетровой буквы "J", пришитой к груди свитера – тогда это была бы довольно точная копия костюма чирлидерши, который она носила в Средней школе Джексона. Родни, казалось, не заметил, что Памела проснулась, поэтому она снова закрыла глаза и притворилась спящей и думала о том, что произошло прошлой ночью.
Джим был мертв.
В двадцать три года Памела стала вдовой. Она была жестоко
