сыскал уважение и признание среди пиратов и стал их товарищем и другом. Так месяц за месяцем, год за годом пролетала моя беззаботная жизнь в обители Белиалла.
Несколько лет назад я сидел в трактире за длинным деревянным столом в компании пьяных моряков и сладострастных женщин. Как обычно над столом кружились клубы дыма от раскуренных трубок, самые отборные рассказы о пиратских приключениях в далеких морях лились так же обильно, как и реки крепкого рома. Я сидел, опустив голову вниз, поникший и подавлен тем фактом, что потерял свой последний оставшийся корабль, который сдавал в аренду одному купцу из Кингстона. Разразилась большая буря, и команда тогда еще живого торгаша не могла совладать судном в столь суровую погоду и разбилась о скалы, превратив мое единственное средство для заработка в груду дерева и тряпья, расплывшегося по всему Карибскому морю. Эту весть, с тяжелым сердцем, принес мне один хороший друг, с которым я был знаком очень давно и, как можно было догадаться, был пиратом. Он рассказал мне, как сам видел корабль, со всей силы врезавшийся в скалу близ Кингстона и от которого ничего не осталось, как и от его команды. К торгашу и его ребятам я не испытывал никакой жалости, ибо это были еще те проныры все время пытающиеся тебя всячески обмануть ради собственной выгоды. Да и человеком я был тогда довольно суровым и циничным что бы сочувствовать незнакомой команде и их капитану из Кингстона. Единственное, о чем я мог только думать так это о своем утраченном корабле и о том, что теперь у меня не было средства для заработка денег, и что мне делать дальше, как зарабатывать на существование я не знал. Не знал, потому что всю свою жизнь ничем не занимался кроме как брать с людей деньги за пользование моим флотом. Да да, именно флотом, состоявшим из десятка кораблей, который достался мне в наследство от отца. И все это наследство кануло в лету после того, как на Нассау напали испанские военные тщетно пытающиеся захватить остров. Как я уже говорил, эти земли как будто охраняли какие-то незримые силы, не давшие их поработить. После попытки захвата и впоследствии большого поражения испанцы никогда больше сюда не возвращались. Видимо посчитав остров не таким уж и важным для их страны, или просто боялись легенд, ходивших среди людей об этом проклятом месте. Ну, это были всего лишь легенды и, обитая здесь три десятка лет, я так и не заметил ничего зловещего в здешних краях. Мне казалось все намного проще. В тот кровавый день, когда испанцы норовили забрать остров под свой флаг, как раз накануне, приплыл некий Алистер Олдридж, более известен по прозвищу «Мастодонт». Это был высокий и сбитый седоволосый пират с короткой бородой и длинными волосами, которые хаотично торчали из-под его кожаной шляпы. Лицо исполосовано канавами шрамов было морщинистым и суровым нагоняя холодный ужас в души людей. Почти что нечеловеческих размеров, в свои пятьдесят шесть лет он был самым свирепым и бескомпромиссным пиратом в здешних водах. Его боялись абсолютно все, несмотря на преклонный возраст, он мог дать фору самым молодым и сильным бойцам. Ходила молва, что в бою ему помогает сам Люцифер, направляя саблю пирата против всех, кто встанет у него на пути. Это был очень искусный фехтовальщик с нечеловеческой силой в руках, он походил на могучего волка, способный загрызть любого, кто посмеет ему перечить. Олдридж собрал вокруг себя команду из самых отважных пиратов, которые не знали ни страха, ни жалости. Все его люди были безоговорочно верны своему капитану и бросались в бой по первому же зову. За ними всегда шлейфом тянулись смерть, кровь и страдание под ужасающие душу возгласы их предводителя.
В то утро, когда испанцы решили атаковать остров, они еще не знали, с чем им придется столкнуться. После шумного пира по поводу возвращения Мастодонта к родному дому, Олдридж и его команда тихо и мирно отдыхали у себя в лагере, расположившемся на отдаленном пляже далеко за городом. Как дождь из ясного неба на Нассау обрушились пушечные ядра линейных кораблей. С востока и севера к острову на полном ходу неслись шлюпки с испанскими солдатами. Под металлическим градом по городу в панике носились люди, пытаясь найти укрытие или просто убежать в джунгли. Когда обстрел с корабля закончился, в город ворвались солдаты, размахивая своими саблями и рубя головы всем, кто попадется под руку, будь это вооруженный пират или простолюдин. Я не был воином, но прекрасно умел обращаться с клинком. Поэтому схватив свой палаш, который был спрятан в сундуке под кроватью, я выбежал на улицу и встал на защиту родного острова. Солдат было слишком много, а пиратов и жителей способных держать оружие в руках, можно было сосчитать на пальцах. К тому же все они были не в лучшей форме после бурной ночи. Я был уверен, что город и остров обречен на поражение. Вдруг, как гром среди белого дня, заревел пронзительный и грубый возглас Мастодонта, призывающий к атаке. Из джунглей на юге выбежал Алистер со своими бравыми ребятами. Их было всего человек пятьдесят, что в разы меньше, чем армия атакующих. В то время я был наслышан о Мастодонте, знал о его удалых бойцах и об их способностях в бою, но все равно мне это не внушало надежды. Так или иначе, численное превосходство было на стороне испанцев. Значительное численное превосходство. Каким бы мастерством не обладали бойцы Олдриджа, каким бы сильным и свирепым ни был сам Алистер, все равно шансов почти не было против испанских вояк.
Отбиваясь от неприятелей на улицах городка, я почти выдохся и был ранен. Рана была не тяжелой, но все равно давала о себе знать с каждым взмахом палаша. Изувеченное плечо пульсировало всякий раз, когда поднимался клинок. Я уже был готов умереть от руки захватчика, как краем глаза увидел нечто сверхъестественное или даже мифическое. Увидел легенду, ожившую легенду. В толпу разожженных пламенем боя испанцев ворвался Мастодонт, словно великан, снося всякого кто у него на пути; с огромным двуручным мечом наперевес он размахивал им направо и налево, как будто тот не имел ни малейшего веса. Словно это был не меч вовсе, а простая деревянная палка. Во все стороны от Мастодонта разлетались отрубленные головы и руки. Кровь лилась рекой, крики со всех сторон и страдальческие стоны заставили меня содрогнуться. Алистер сражался подле меня, и я мог видеть
