Багряный цвет Купалы - Виталий Бриз

мгновение замирали, и хлопец сумел разглядеть их: грязно-белые простыни – вот на что они были похожи. Но стоило взглянуть на них прямо – «простыни» тут же исчезали, словно обычный морок.

Ивась ускорился и перешёл на бег. «Прочь, подальше от этого проклятого места!» Впереди, где лес сгущался, он углядел прогалину между деревьями и почти достиг спасительной черты, когда что-то дёрнуло его оглянуться… В гуще папоротника мелькнуло красноватое свечение…

Внезапно Ивась утратил опору и, совершив кульбит, шмякнулся лицом в землю, проехав добрых два метра на пузе. Отрок медленно повернул голову набок и увидел бледные аккуратные ступни, выглядывавшие из-под подола сорочки. Переполошившись, он вскочил как ужаленный и во все глаза уставился на фигуру в белом одеянии. Девчушка лет двенадцати, курносая, с распущенными русыми волосами внимательно смотрела на Ивася. На голове ее красовался венок из полевых цветов.

– Маричка?! – хлопчина стоял как громом поражённый. – Ты к-как… п-почему здесь?

– Экий ты дурень, Ивась, – с притворной суровостью заявила дивчинка. – Купала же сегодня! Бежим скорее, а то омовение пропустим!

Маричка ухватила хлопчика и повлекла за собой. Сжимая ее тёплую мягкую ладошку, Ивась думать забыл о пережитом минуту назад ужасе, пугающих силуэтах в папоротнике и даже о пропавшем волчке. Так волнующе было держать дивчинку, таким нежным трепетом отзывалась его душа, а внизу живота разливалось приятное тепло.

Вскоре они выбежали на берег Мурафы [6] – запыхавшиеся, раскрасневшиеся, с озорным блеском в глазах. Слева от них полыхал огроменный костер. Жар его расходился во все стороны, спасая людей от ночной прохлады. Народу было множество – почитай, вся деревня собралась. Мужчины хлопотали вокруг Огневища [7] и костров-солярников [8], женщины готовили подношения предкам, парубки забавлялись состязаниями в силе и ловкости, юные девы мастерили венки-огневицы, а малышня уже вовсю плескалась в реке, оглашая пространство криками и визгом.

– Успели! – радостно воскликнула Маричка и со всех ног бросилась к воде.

Ивась старался не отставать. Они влетели в реку почти одновременно, смешавшись с прочей ребятнёй. Прохладная влага остудила разгорячённые от бега и нахлынувших чувств тело и разум отрока. Вволю нарезвившись, Ивась лег на воду лицом вверх и просто наслаждался моментом: «Как же хорошо…» Мечтательная улыбка застыла на его губах.

– Эй, мелочь пузатая, – громогласно донеслось с берега, – каждому занырнуть с головой по семь раз и марш из воды!

Ивась зашёл подальше на глубину, где ему было по грудь, и погрузился под воду.

«Раз», – мутная пучина на миг поглотила хлопца и тут же выплюнула обратно.

«Два», – Ивась с силой оттолкнулся от дна, чтобы выпрыгнуть повыше над гладью.

«Три», – он отпихнул нерасторопного толстяка, невесть откуда возникшего перед ним.

«Четыре», – отрока начал разбирать азарт.

«Пять», – тело стало легче пуха.

«Шесть», – он перестал ощущать холод.

«Семь», – Ивась на мгновение задержался под водой, оступился на чём-то склизком, сделал непроизвольный вдох и вынырнул с надсадным кашлем.

Прочистив лёгкие, Ивась поднял голову и похолодел: берег, костры, беснующиеся рядом товарищи – всё пропало, испарилось, отрок стоял совершенно один в чёрной как смола воде, а вокруг собирался туман. Медленно, словно крадущийся хищник, он подбирался к хлопчине, отрезая пути к бегству. Ивась затравленно завертел головой. Слева в тумане что-то мелькнуло. Он вгляделся в клубящуюся дымку и через несколько мгновений заметил красноватый блик, пробившийся сквозь густую белёсую пелену. Стоять на месте хотелось меньше всего, и отрок двинулся в сторону свечения. Вязкий, как клейковина, туман то сжимал тело невидимыми щупальцами, то присасывался к коже, вызывая у Ивася отвращение и брезгливость, словно по нему полз огромный мокрый слизень.

Внезапно марево рассеялось, и хлопец застыл, позабыв завершить шаг. Над безупречно гладкой поверхностью воды поднимались поразительной красоты цветы. Крупные нераспустившиеся бутоны напоминали вытянутые коробочки мака. Их насыщенный багрянец и яркая, ядовитая зелень стеблей контрастировали с чернильной поверхностью воды, отражаясь в ней, словно в зеркале. Ивасю показалось, будто цветы источают свет – не слепящий и нарочитый, а глубокий и загадочный, идущий изнутри. Этот свет манил пуще маленькой ладони Марички, которую он недавно сжимал. А зовущий шёпот был во сто крат слаще звонкого девичьего голоса.

Забывшись, Ивась шагнул к ближайшему цветку, желая его коснуться. Пальцы уже почти дотронулись до набухшего бутона, как вдруг две ледяные руки сжали его лодыжки. Сердце пропустило удар и бухнулось куда-то в стопы. Волна мурашек пробежала вверх по позвоночнику, волосы на голове зашевелились. Ужас сковал тело Ивася так, что даже мысли о сопротивлении не возникло.

Вдруг паче чаяния он ощутил свободу в ногах – жуткие невидимые руки исчезли. Тело начало выходить из ступора, и хлопчина с облегчением выдохнул.

И тут его сознание буквально взорвалось от боли. Между лопатками и в груди запекло и закололо так, будто Ивася разом укусило множество пчёл. Он наклонил голову и взглянул на свою грудь. Из огромной зияющей раны торчала мертвенно-бледная рука с явными следами разложения. В её ладони пульсировал бурый комок мышц, перевитый сетью сосудов. Ивась ощутил – не понял, а именно почувствовал, – что это его сердце: пустота в груди была красноречивее доводов разума. Хлопец висел на этой руке, словно угодившая на крючок рыба, и только и мог, что беззвучно открывать и смыкать губы. Тело начало деревенеть, становилось ватным, бесчувственным. Вместе с чувствительностью уходила и боль. А за болью тонкой струёй истекало сознание. Глаза Ивася закрылись, мир померк.

Кошмар продолжал преследовать отрока даже в забытьи. Ивасю грезилось, что цветок, которого он хотел коснуться, вдруг ожил и змеёй скользнул в рану на его груди. Внутренности словно прижгли калёным железом. Жидкий огонь вгрызался в каждую клетку, поедая не только плоть, но и, казалось, самую душу. Ивась истошно заорал. Тело забилось в конвульсиях, словно тряпичная кукла.

Крепкие руки обняли за плечи, прижали к тёплой груди.

– Тише, тише, сыночка, всё хорошо, это лишь сон, – ласково прошептал на ухо до боли родной голос.

– Мам, я не смог найти волчка, – всхлипывая, тихо пролепетал Ивась.

– А вот он тебя нашёл.

Хлопчина отстранился и взглянул на мать с немым вопросом в глазах. На губах женщины играла улыбка. Скудный источник света у изголовья кровати придавал её лицу ещё больше загадочности.

– Явился сегодня на рассвете – весь беспокойный, всклокоченный. Смотрел на нас так странно, совсем как человек, словно звал за собою. Батько и пошел за ним. Через час вернулся с тобой на руках. Сказал, что волчок привёл его прямо к тебе, лежащему в беспамятстве в кустах на опушке старого леса.

– Я заблудился… потом встретил Маричку… мы пошли на