— Как идут твои дела, Мед?
Она навела на него взгляд своих блестящих глаз и рассмеялась.
— Недурно. В самом деле — недурно. Хотя и не так, как в старые времена. Скучаю, знаешь ли, по своей маркитантской жизни.
Служка принёс кубок и деревянную тарелку со скворчащими колбасками, и Грир тут же с ним расплатился. Мед, отметив его полупустой кошель, сочувственно улыбнулась.
— Ты-то как, Грир?
Он повёл массивными плечами:
— Бывал и лучше… Как дети?
Лицо одинокой дамы просветлело.
— Прекрасно!.. Навещала их вчера. Сторм уже встала на ножки.
Грир широко улыбнулся:
— Ну, раз Сторм встала на ножки, жди бури. Передавай ей привет от дядюшки Грира. — Он запустил пальцы в кошель, и, вытащив медяк, протянул Мед. — Купи ей от меня лакричную пастилку. Девочки любят сладости.
— Но, Грир, я знаю…
— Не верь слухам. — Нахмурился Грир. — Делай, что говорят, и держи язык за зубами.
— Как скажете, мистер.
Монти, дылда в белой рубахе и коротких мешковатых штанах, принялся наигрывать в дальнем углу на рожке. Монти работал в таверне с самого его открытия. Поговаривали, что у него случались приступы потливой горячки… Он не утруждался подтверждением или отрицанием этого, и играл на рожке как до падения Небесной Скалы, так и после него.
Мед начала подпевать, покачиваясь музыке.
— Монти талантлив, правда ведь? — спросила она. — Я бы тоже хотела уметь делать что-нибудь стоящее… Играть, например, как Монти.
Грир усмехнулся:
— Прибедняешься, Мед. Если б Монти зарабатывал, как ты, он был бы счастлив.
Она сдвинула чернёные углём брови:
— У меня есть что тебе показать, Грир. Только не поднимай высоко, чтобы никто не увидел. — Мед порылась в сумочке, достала какой-то мелкий предмет и сунула ему в ладонь. — Не знаешь ли, что это?
Грир повёл глазами по таверне, осматриваясь, и только после этого осторожно разжал пальцы. На его ладони лежал массивный стеклянный перстень со светлым четырёхгранным камушком. Грир хмуро вертел его в руке, пока не нажал на камушек. Тот перевернулся, открыв обратную сторону с изображением треугольника с зигзагом посередине. Он поднял голову и посмотрел на Мед проницательным взглядом.
— Где ты взяла эту мерзость?
— Нашла.
— Где нашла?
— В чем дело, Грир? Не пугай меня таинственностью.
— Готов дать руку на отсечение — это перстень восточного культа.
— Что-что?..
— Да, тёмный Восток.
Мед оградила себя обережным знамением.
— Он что-нибудь стоит?
— Возможно. Он выглядит древним. Возможно, золотой дирхем ты за него получишь. Может быть, два.
— Ты говоришь, что такие перстни носят на Востоке?
— Да, носили. Ещё до рождения Митры.
Мед вздрогнула.
— До Его рождения?
Грир улыбнулся:
— Да не волнуйся ты так. Скорее всего, перстень — удачная липа. Где ж ты взяла это?
— Я нашла это на кровати. Должно быть, он свалился с одного из моих клиентов, — напряжённо проговорила Мед.
— Лучше будет, если ты его выбросишь в реку, или в огонь, — посоветовал Грир. — Если перстень подлинный, твой клиент поднимет шум. Выбрось, и забудь, что видела.
— Но он же не знает, что я это нашла… — пролепетала Мед.
— Узнает, как только ты начнёшь его продавать.
Мед протянула под столом руку, и Грир вложил в неё перстень. Она задумалась на мгновение и качнула головой:
— Может, обойдётся.
— Избавься от этого перстня, Мед. Такую вещь можно легко отследить.
— А ты… сам не хочешь его прикупить, Грир? Скажем, за полдирхема? Резана — небольшая цена.
Грир засмеялся:
— А может быть, оно и медной монеты не стоит. Нет, Мед, спасибо, такие сделки не по моей части. К тому же — что я-то с ним буду делать?
Мед, разочарованно вздохнув, сунула перстень обратно в сумочку.
— Я и не знала, что это восточный орнамент. Я думала, треугольник — романский символ солнца.
— Это древний символ, он распространён по всему миру — терпеливо объяснил Грир.
— Да? — Мед посмотрела на него с удивлением. — И откуда это ты всё знаешь?.. Я-то, едва нашла его, сразу подумала о тебе — кроме тебя, мне никто не поможет с этим разобраться.
— Кто много жил, тот много видел, — улыбнулся Грир.
— Да, старость — не радость. — Пошутила Мед. — Ну, да хранят тебя боги, Грир. Спасибо за подарок для Сторм. Я куплю лакричную пастилу.
— Пусть они хранят и вас, — ответил Грир. — Избавься от перстня. Выйди на мост и швырни подальше.
Мед хихикнула:
— А река не выйдет из берегов? Прощай пока, Грир.
К величайшему восторгу Зубина, Грир прикончил колбаски и покинул «Одинокую даму» без приключений.
По дороге на постоялый двор он увидел на углу Мед, разговаривавшую с высоким мужчиной в тёмном плаще и конопье. Не заметив Грира, женщина взяла собеседника под руку, и они направились по улице, на которой Мед снимала квартиру.
Обычная наблюдательность Грира в этот раз засбоила — внимания на её спутника он не обратил, лишь скользнув по нему быстрым равнодушным взглядом. Грир был занят размышлениями о собственных планах, и этот посторонний остался в его памяти тёмным бесформенным силуэтом.
ТЕНИ ПРОШЛОГО
Грир жил в комнате над входом постоялого двора, расположенного позади лепрозория уже год. Этой каморкой с убогой обстановкой он почти не пользовался: она была мрачной и сырой. Окно её выходило прямо на высокую стену дома напротив, загораживающую свет до полудня. Однако, Грира не волновал уют. Он, вообще, не хотел связывать себя постоянным жилищем. Кроме оружия и доспеха он практически не имел вещей, которыми мог бы дорожить. Привычка к походной жизни состояла для Грира в готовности в любой миг сорваться с места ради опасного заработка.
В качестве места для ночлега эта конура его вполне устраивала. У неё даже были свои преимущества: через окно он видел всё входящее на постоялый двор отребье, а дубовая дверь комнаты и массивный засов были на удивление крепкими… Прочие помещения постоялого двора были периодически заняты непостоянными посетителями в сопровождении одиноких дам, и Грир нередко оставался единственным живым человеком на всём этаже.
…Следующим утром Грир проснулся чуть свет и, уставившись на деревянные балки потолка, задумался о необходимости отплытия с острова. Продолжая размышления о своих делах, Грир поднялся и начал одеваться. Однако, едва лишь он натянул тогу, как раздался стук в дверь. Грир сунул за пояс сзади остриё баллока, и открыл дверь в ожидании лицезреть хозяина таверны, который начнёт скорбно нудить об уплате за комнату. Однако на пороге стоял лучащийся улыбкой констебль Руди Сеймур.
— Эй, здравствуй Грир, — сказал Руди. — На ловца и зверь бежит.
При взгляде на этого мелкого, лет тридцати, бритунийца с широкими усами и бритой головой под шапероном с лихо выгнутым пером, можно было решить, будто он только что изрядно заправился выпивкой. Руди искрился бодростью даже после трёх дней непрерывной сыскной работы. Он нравился Гриру своей храбростью, добросовестностью и безупречной честностью. Но он знал, что за добродушной улыбкой выпивохи скрывается холодный и ясный рассудок гончей ищейки.
— А, тебя ещё принесло, — хмуро буркнул Грир. — Тебе чего надо от меня?
— Позавтракал уже? — ответил Руди вопросом на вопрос. — Я бы, например, не отказался от кружечки эля.
— Да войди ты, — неприветливо пригласил Грир. — Эля тебе не будет. Могу предложить мятный напиток. Если хочешь, конечно.
Констебль проследовал за ним в полумрак маленькой комнаты. Пока Грир заваривал чай, Руди медленно расхаживал по комнате, насвистывая кабацкую песенку и ничего не упуская из виду.
— И зачем ты живёшь в подобной дыре, Грир? Не могу понять, — бросил он. — Отчего бы тебе не найти себе что-нибудь поприятнее?
— Эта келья меня устраивает в совершенной степени, — отозвался Грир. — Знаешь ведь, я не отношусь к домоседам. Как жена, как дети?
