Зои замяукала. Мое сердце замерло. Это словно умереть снова.
Наши глаза встретились. Пословица утверждает, что душу кошки можно увидеть в ее глазах, и я этому верю. Я лезу в клетку. Рука проходит сквозь решетку. Я не вижу руки, но Зои видит. Она тянется головкой к руке. Теперь она не выглядит озадаченной. На этот раз, похоже, она чувствует меня, мое прикосновение и мою руку. Жаль, что я не могу почувствовать ее. Точно так же я гладил ее, когда она была котенком, уличной беспризорницей, перепуганной гудками и сиренами. А я тогда был один. Она замурлыкала. И теперь я знаю: призраки тоже плачут.
Мою кошку увели, а я остался здесь с женой.
Я не могу пойти за ней. Почему-то я это знаю.
Вы ни за что не сможете понять, что я чувствую. Я бы отдал все, чтобы пойти с Зои.
Жена продолжила попойку и следующие три часа я только и делаю, что кричу на нее, срываюсь на ней. О да, она меня слышит. Я провожу ее через все мыслимые муки, припоминая ей все зло, что она причинила мне или кому-либо еще, напоминая ей снова и снова, что она натворила сегодня и думаю, что это и есть моя цель, вот почему я вернулся, я должен заставить эту суку покончить с собой, укоротить ее долбанную жалкую жизнь, и думаю о своей кошке и о том, что Джил о ней совсем не заботилась, заботилась о своей перепачканной вином мебели больше, чем о моей кошке, и я толкаю ее к ножницам, толкаю ее к окну, чтобы она свалилась с седьмого этажа, на ножи на кухне, и она плачет, она кричит, очень жаль, что соседи на работе, они бы, по крайней мере, вызвали бы ей полицию. Она едва может идти или даже встать, и я думаю, что у нее сердечный приступ или паралич, что я подтолкнул ее к смерти, она умирает, когда на часах почти час дня, и тут что-то начинается.
Она успокоилась.
Похоже, теперь она не слышит меня так же ясно.
Я что-то теряю
Какая-то сила медленно покидает меня, словно батарейка садится.
Я начинаю паниковать. Я ничего не понимаю. Я еще не закончил.
И я чувствую это. Я чувствую это в кварталах и кварталах отсюда. Я чувствую, как замедляется ее дыхание. Чувствую ее тихий конец. Я ощущаю его лучше, чем ощущал свою собственную смерть.
Чувствую, как это сжимает мое сердце.
Я смотрю на жену. Она ходит по комнате и пьет. И я осознаю кое-что. Теперь мне полегчало. Мне больно, но по-другому.
Я вернулся не затем, чтобы мучить Джил. Не затем, чтобы погубить ее, или пристыдить ее за то, что она сделала. Она сама себя губит. Я ей для этого не нужен. Она бы все равно сделала это, был бы я здесь или нет. Она это давно задумала. То, что я здесь, ее не остановило. То, что я здесь, ничего не меняло. Зои была моей. При том, кем и чем была Джил, ее поступок был неминуемым.
И я подумал — к черту Джил. Джил ничего не значит. Она вообще никто. Джил — пустое место.
Я был здесь ради Зои. Только ради Зои. Ужасное чувство.
Я был здесь ради своей кошки.
Это последнее прикосновение в клетке, то, как она терлась об руку и мурлыкала, это напомнило нам обоим обо всех тех вечерах, когда лишь она была утешением для меня, а я — для нее. Хрупкое единение наших душ.
Вот зачем я был здесь.
Вот что нам было нужно.
Теперь у меня ничего не осталось.
И я медленно растворяюсь.
