Около десяти часов вечера дверной звонок перестал звенеть, яблоки на дверях были обкусаны, розовые детские личики были насухо вытерты, скатерти были залиты пуншем и сиропом, и тоща он, хозяин, забрал вечер в свои руки. Он развлекал разговорами двадцать детей и двенадцать родителей, которым очень понравился сидр, специально приготовленный для них хозяином. Он устраивал игры „Прицепи обезьяне хвост“, „Запусти бутылочку“, „Музыкальные стулья“ и другие, и время от времени раздавался дружный смех. Потом, когда все огни в доме погасли и остались гореть только треугольные глаза тыкв, он скомандовал: „Тихо! Все за мной!“ — и пошел на цыпочках к подвалу.
Родители, державшиеся в стороне от маскарадной суеты, обменивались замечаниями, кивали на хорошего мужа, разговаривали со счастливой супругой. „Как хорошо он умеет ладить с детьми!“ — говорили они.
Дети с криками и визгом двинулись за ним.
— Подвал! — закричал он. — Могила ведьмы!
Снова визг и крики. Он притворился, будто бы дрожит от страха. „Оставь надежду, всяк сюда входящий!“
Родители захихикали.
Один за одним дети соскальзывали по скату, который Мич смастерил из гладкой крышки стола, в мрачный подвал. Сам он шипел, словно змея, и шептал им вслед страшные проклятья. Веселый шум голосов наполнил дом, тускло освещенный тыквенными головами. Говорили все одновременно. Все, кроме Марион. За весь вечер она не сказала ни слова. Весь восторг и радость она прятала внутри. „Маленький тролль“, — подумал он. Сверкающими глазками она смотрела на свой праздник, словно на вьющиеся перед ней ленты серпантина.
Настал черед родителей. С притворной неохотой они съезжали по короткому скату, а маленькая Марион стояла рядом, чтобы видеть все, чтобы быть последней. Луиза спустилась без его помощи. Он было наклонился, чтобы подать ей руку, но она уже съехала сама.
А наверху пустой дом молчал в свете свечей.
Марион стояла около ската. „Пойдем“, — сказал он и взял ее на руки.
Они расположились в подвале большим кругом. От далекой печи веяло теплом. Стулья стояли длинным рядом у каждой стены, двадцать детей визжало, двенадцать родителей разговаривало, Луиза была в самом дальнем конце. Мич остался с этой стороны, около лестницы. Он всматривался в темноту, но ничего не было видно. Все на ощупь нашли стулья, будто играя в жмурки. С этой минуты действие должно было происходить в кромешной тьме. Мич был ведущим. Пахло сырым цементом, слышалась детская возня и завывание ветра в октябрьском небе.
— А теперь тихо! — приказал хозяин в темном подвале.
Все притихли.
Было темно, хоть глаз выколи. Ни малейшего лучика света.
Послышался скрип глиняной посуды и металлический скрежет.
— Ведьма убита, — зловеще промолвил хозяин.
— Ииииииниии, — ответили дети.
— Ведьму убили вот этим иожом.
Он передал нож. Нож пошел из рук в руки по кругу. Время от времени слышалось хихиканье, крики, объяснения взрослых.
— Вот ведьмина голова, — прошептал хозяин и передал какой-то предмет сидящему рядом.
— А я знаю, как играют в эту игру, — радостно воскликнул в темноте один мальчик. — Достаешь из холодильника куриные потроха, передаешь по кругу и говоришь: „Вот ее потроха!“ Потом делаешь из глины голову, передаешь и говоришь, что это ее голова, а на кость из супа говоришь: „Это ее рука“. Потом берешь стеклянный шарик и говоришь: „Это ее глаз!“ Потом берешь зернышки и говоришь: „Это ее зубы!“ Потом накладываешь я пакетик сливового пудинга, передаешь и говоришь: „Это ее желудок!“ Я знаю, как в это играют!
— Молчи, а то все испортишь! — шикнула на него какая-то девочка.
— А вот ведьмина рука, — продолжал Мич.
— Ииииииниииииии!
Предметы все ходили и ходили по рукам, как печеные картофелины. Одни дети кричали и боялись их брать. Другие убегали на середину подвала и ждали, пока страшные предметы пройдут их очередь.
— Подумаешь, куриные потроха! — засмеялся мальчик. — Хэлен, иди, не бойся!
Предметы передавались из рук в руки один за другим, время от времени раздавались испуганные крики.
— Вот ведьмино сердце, — сказал хозяин.
Шесть или семь предметов ходили по кругу в дрожащей от смеха и страха темноте.
Луиза громко сказала:
— Марион, не бойся, это ведь игра.
Марион ничего не ответила.
— Марион? — спросила Луиза. — Ты боишься?
Марион молчала.
— Все в порядке, — ответил муж. — Она не боится.
И снова движение по кругу, снова крики страха и веселья.
— Марион! — вновь позвала Луиза из дальнего конца подвала.
Все вокруг разговаривали.
— Марион! — повторила Луиза. Все притихли.
— Марион, скажи, ты не боишься?
Марион не ответила.
Муж стоял там, у лестницы.
Луиза позвала снова:
— Марион, ты где?
Нет ответа. Подвал безмолвствовал.
— Где Марион? — спросила Луиза.
— Она была здесь, — ответил какой-то мальчик.
— Может быть, она наверху.
— Марион!
Молчание. Мертвая тишина.
— Марион! Марион! — закричала Луиза.
— Зажгите свет, — предложил кто-то из взрослых.
Предметы перестали передавать. Дети и взрослые держали в руках останки ведьмы.
— Нет… — у Луизы перехватило дыхание. В темноте заскрипел ее стул. — Нет! Не зажигайте свет, не зажигайте, о Боже, не зажигайте, я умоляю вас, не зажигайте, нет!!!
Луиза истошно закричала. Весь подвал словно онемел от страха.
Никто не шевелился.
Все сидели в темноте, остолбеневшие от неожиданного поворота игры. На улице завывал ветер и бился о стены дома, запах тыкв и яблок смешался с запахом предметов, которые присутствующие держали в руках. Один мальчик воскликнул:
— Я сбегаю наверх и посмотрю» — не надеждой побежал наверх, выскочил на улицу, обежал четыре раза вокруг дома, снова и снова выкрикивая: «Марион! Марион! Марион!» — и наконец вернулся в замерший в ожидании подвал, промолвив: «Ее нигде нет».
И тогда… какой-то безумец зажег свет.
