Когда я подобрался к тому месту, откуда начал свой обход, по крайней мере, как мне тогда показалось, я обнаружил то, на что сперва не обратил внимания: вообще весь курган был покрыт мелкими трещинами, как будто почве там не хватало воды, хотя я вообще сомневаюсь, что земля в том месте вообще когда-либо знала воду, однако одна трещина была крупнее других, настолько, что в неё можно было просунуть голову. Я подполз к этой трещине, и, будучи немало заинтересован тем, что же производило те странные звуки (а в том, что эпицентром этих ударов, то усиливающихся, то затихающих, был именно холм, сомневаться не приходилось), заглянул внутрь. Сначала глаза мои, не привыкшие к темноте, ничего не увидели, но через несколько минут наблюдений, я с удивлением открыл, что внутренние стены холма слабо светятся неким призрачным серым светом. Но не это заставило меня в ужасе отпрянуть от трещины и, чувствуя, как ладони покрываются мерзким, липким потом, ринуться подальше от холма. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души: внутри холма жила бездна, чёрная, кошмарная бездна, но я не оговорился, да, она жила, бездна таила в себе боль, и мука была её жизнью.
Бежал я не долго: ноги подкосились, и я полетел на землю, под которой, как я уже знал, тоже была бездна… Я лежал на земле и безысходная тоска наполнила мою душу: я точно знал, что спущусь в этот проклятый бесконечный мир. Боже! Почему ты позволил мне сделать это, почему не убил на месте? Смерть куда более милосердна, чем то, с чем я теперь обязан жить. Я лежал, и уже представлял себе, как пробираюсь в трещину, как свет, пусть скрытого неземными облаками, но всё же солнца, навсегда теряется по мере того, как я проникаю всё глубже и глубже. Я знал, что это означает мою смерть (о, если бы всего лишь смерть), но что мне ещё оставалось делать? Конечно, мысль о самоубийстве не могла не прийти ко мне в голову: покончить со страданиями вместо того, чтобы отправляться в бездну, но моя трусость, о которой я уже упоминал, остановила меня и на этот раз… Теперь я уже не смогу даже подумать о том, чтобы лишить себя жизни… Холм стоял предо мной, и я, окинув его тоскливым взглядом, медленно пошёл вперёд…
Протиснувшись в довольно узкую трещину, я первым делом я огляделся. Оказалось, что бездна была не такая пустая, как мне показалось на первый взгляд. Мир внизу, а это был мир в полном смысле слова, был не таким уж и просторным; да, взор мой не смог нащупать дна, хотя глаза уже понемногу привыкли к царящему в там полумраку, да, я не знал, какова была площадь этого места, но там не было пустоты. Увиденное точно описать не смогу, потому что в тот момент объективно воспринимать действительность я не был в силах. Да и кто смог бы, когда перед ним открылось то, чего ни один живущий ещё не видел, то, чему не было названия, то, что расстилалось под самой поверхностью земли на сотни миль, а в глубь – бог знает на сколько. Скажу лишь то, что описание Гадеса в греческой мифологии наиболее подходит для того, чтобы пояснить ту непустоту, что я лицезрел, возможно, представив себе перевёрнутую Вавилонскую башню, пронизанную множеством пещер, как будто миллионы огромных кротов сотни веков трудились, чтобы создать это, читатель и сможет хотя бы слабо представить это.
Повторяю, рассудок мой был тогда затуманен величием виденного, страхом, который ничуть не уменьшился, отчаянием. Возможно, я уже тогда сошёл с ума, и если рассказ мой становится всё более сбитым, то и оттого, что описывать то, о чём никто не имеет представления, чтобы хоть с чем-то сравнить пережитое, а также то, что сам видел лишь в коротких проблесках сознания, которое возвращалось в недолгих промежутках между приступами осатанелого безумия, во время которых, я выкрикивал проклятья всем богам и демонам, которых знал, нелегко. Помню, там было множество мостов, переходов, арок. И ещё я помню ДВЕРИ… о, эти двери, покрытые странным орнаментом. На этих железных дверях (человеческой ли рукой?) были изображены фигурки людей, зверей, причём среди известных мне пород встречались и совершенно трудновообразимые животные, возможно, населявшие нашу планету тысячи лет назад. Двери эти вели в странные помещения, свисавшие, подобно сталактитам, с потолка (хотя, потолок, наверное, не самое лучшее определение), однако в тысячи раз превосходившие все виденные мною сталактиты. От иных перевёрнутых конусов ответвлялось ещё множество сталактитов, к которым также вели двери. Но главное, то, что эти сооружения, природного или рукотворного происхождения, были пустые внутри, и оттуда и раздавались те мерные удары, что привели меня в трепет ещё на поверхности. Проклят будет тот миг, когда безумие овладело мною настолько, что я внял сумасшедшему искушению ЗАГЛЯНУТЬ ВНУТРЬ! Не сразу я решился на это, но так сильно было это стремление, что я не нашёл в себе силы бороться с ним.
Почему я не сорвался с того моста, по которому перебирался к ближайшему сталактиту, и не разбился насмерть, почему меня не убило одной из тех глыб, которые пролетали мимо меня с огромной скоростью, скрываясь потом внизу (никогда не слышал я, как они разбиваются, соприкоснувшись с камнями, устилавшими пол), почему мне было суждено увидеть то, что ждёт нас всех?! Я открыл дверь лишь на миг, но и его, показавшегося в тот момент вечностью, вполне хватило, чтобы я (о, ужас!) успел во всех подробностях разглядеть тех, кто издавали тот звук, который мне не забыть до скончания моих дней… Это были ЛЮДИ… Миллиарды и миллиарды людей, серых, светящихся каким-то призрачным светом. Масса, которая в своей смерти шевелилась в чудовищной ритмичности, словно подчиняясь жестам некоего невидимого дирижёра. Их было так много, что я не мог больше себя обманывать: эти люди не являются порождением этого мира, но все они некогда ЖИЛИ на земле. Боже, где я оказался?! Как я уже сказал, лишь миг наблюдал я вышеописанное, далее наступила тьма… Когда я открыл глаза, передо мной была всё та же дверь, но уже плотно закрытая. Кто мог её закрыть? Неужели кроме меня во мраке таились и другие ЖИВЫЕ существа?
Я не знаю, сколько пробыл в одиночестве в этом ужасном подземелье, время там прервало свой бесконечный бег. Чем я занимался всё это время, я не помню. Помню лишь бесконечное, бездумное блуждание по лабиринтам запутанных ходов. Блуждание, лишённое какого бы то ни было смысла. Не к чему надолго останавливаться на описании подземного мира, ибо воспоминания, связанные с моим пребыванием там в одиночестве, весьма запутаны, да и вспоминать, по большому счёту, нечего. Однажды, пытаться определить, сколько к тому времени я уже провёл в бездне, смысла нет, я увидел одинокую фигуру, закутанную в белое. Я ринулся в направлении, где только что видел её, не разбирая пути, рискуя убиться (хотя, наверное, смешно говорить о гибели, находясь в самом гнезде смерти). Я боялся окрикнуть незнакомца, ибо не знал, что это было, возможно, демон Ада, а может и что похуже… Единственное, что было ясно, так это то, что он не был одним из тех серых фигур, которые я видел, открыв дверь… Я бежал, но человек уже скрылся из вида. Когда же я вовсе отчаялся догнать его, я услышал позади себя тихий женский голос. Обернувшись, увидел прекрасную деву в белом, голос её был наполнен грустью и страданием. “Не беги далее – ибо не найдёшь чего ищешь в земле мёртвых!”, – сказала она. “Вы не мертвы”? – только и смог произнести я…
