Надо сказать, этот вопрос и вправду застал Титуса врасплох; юноша почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок, словно неожиданно открылась дверь и откуда-то потянуло сквозняком. Каким-то подспудным чутьем юноша понял, что заданный Карстерсом вопрос таит в себе опасность, сродни дулу пистолета у виска. И машинально, не отдавая себе отчета, он назвал вымышленную дату, прибавив себе четыре года:
— Второе декабря 1912 года, — ответил он с нервной полуулыбкой. — А почему вы спрашиваете?
Несколько мгновений Карстерс сидел опустив веки, однако затем глаза его открылись, и он расплылся в зловещей улыбке. Из груди старика вырвался вздох облегчения.
— Мне лишь хотелось подтвердить свою догадку, что вы по гороскопу Стрелец. Так оно и оказалось. Видите ли, наука о звездах — это давняя моя страсть, как, впрочем, и ряд других так называемых тайных наук. Как я понимаю, вам известно о моей репутации? К примеру, о том, что мое имя связывают с разного рода темными и ужасными ритуалами и обрядами? О том, что я (согласно одной газете) — воплощение Антихриста, или по крайней мере таковым себя возомнил. — Карстерс кивнул и насмешливо улыбнулся. — Да, разумеется, вы в курсе. Увы, истина гораздо прозаичнее, уверяю вас. Я лишь баловался магией — главным образом, чтобы развлечь кое-кого из друзей моими весьма скромными талантами. Один из них — это астрология. Что же касается некромантии и тому подобных вещей, то… Разрешите полюбопытствовать, мистер Кроу: как на ваш взгляд, возможно ли такое в наше время?
И он вновь продемонстрировал свою жутковатую улыбку.
Не успел молодой человек произнести хотя бы пару слов, чтобы заполнить возникшую паузу, как хозяин дома заговорил вновь:
— А чем интересуетесь вы, мистер Кроу? — осведомился он.
— Чем интересуюсь я? Ну, я… — начал было Титус. Правда, в самую последнюю секунду, когда с его языка едва не сорвалось признание, что и он тоже интересуется разного рода эзотерическими и оккультными вещами, — правда, исключительно из области белой магии, — по спине юноши вновь пробежал неприятный холодок. Однако, заметив, как расширились и заблестели глаза его собеседника, Титус постарался стряхнуть с себя оцепенение. И тут же понял: еще чуть-чуть — и он целиком и полностью оказался бы во власти Карстерса; судя по всему, это был своего рода гипноз. Поэтому он поспешил собраться с мыслями и изобразил зевок.
— Прошу меня извинить, сэр, — произнес он, — за мою непростительную неучтивость. Не знаю, что на меня нашло, но я действительно чувствую себя очень утомленным. Боюсь, я только что едва не уснул.
Заметив, что улыбка Карстерса сделалась еще более неестественной, вымученной, а последовавший за ней кивок чуточку резковат, он счел нужным продолжить:
— Мои интересы довольно банальны — немного археологии, немного палеонтологии…
— Ничего себе «банальны»! — фыркнул Карстерс. — Скорее наоборот, они свидетельствуют о натуре любознательной, пусть даже речь идет о вещах, которых давно нет на свете. Нет-нет, уверяю вас, это вполне достойные увлечения для молодого человека.
Он поджал тонкие губы и задумчиво потер подбородок, прежде чем заговорить вновь:
— Но с этой войной археология многое потеряла, вам так не кажется? Насколько мне известно, каких-либо выдающихся находок в последнее время не было.
— Что вы, скорее, наоборот! — с пылом возразил Титус. — Тридцать девятый был во всех отношениях удивительный год. Наскальная живопись в Хоггаре и раскопки в Бреке в Сирии. Бронзовые скульптуры Ифе в Нигерии. Открытия, сделанные Блегером в Пилосе и Вейсом в Микенах. Сэр Леонард Вули и хетты… Что до меня, мой интерес был прикован к работам, которые Восточный Институт вел в Мегиддо, в Палестине. Правда, это было в тридцать седьмом году. Лишь пошатнувшееся здоровье помешало мне выехать на место раскопок вместе с отцом.
— Ах вот оно как! — воскликнул Карстерс. — Это, я гляжу, у вас семейный интерес! Прошу вас, не переживайте, что остались тогда дома. Раскопки в Мегиддо принесли весьма скромные результаты. Нашим друзьям из Восточного Института сопутствовал бы куда больший успех, веди они раскопки всего в каких-то двадцати пяти милях к северу-востоку.
— На берегах Галилеи? — Кроу слегка удивило, что хозяин дома неплохо разбирается в его любимом предмете.
— Да-да, именно там, — сухо подтвердил Карстерс. — Там пески времени похоронили не один интересный город. Однако скажите мне: каково ваше мнение по поводу наскальной живописи в пещере Ласко?[1] Если я не ошибаюсь, она была обнаружена в тридцать восьмом году?
— В сороковом, — поправил Титус. Его улыбки как не бывало: он понял, что его экзаменуют. Судя по всему, знания Карстерса в области археологии — по крайней мере, пока речь шла о недавних находках — не уступали его собственным. — Точнее, в сентябре тысяча девятьсот сорокового года. Вне всякого сомнения, она исполнена кроманьонцами, а её возраст насчитывает от двадцати до двадцати пяти тысяч лет.
— Отлично! — Карстерс вновь просиял. Очевидно, Титус экзамен выдержал.
Хозяин дома поднялся с кресла. Он высился над Кроу, который сам был немалого роста, подобно башне.
— Что ж, думаю, мистер Кроу, вы мне подходите. Пойдемте, я покажу вам библиотеку. Именно в ней вы и будете проводить большую часть времени. Вас, несомненно, порадует множество окон и обилие естественного света. Окна, как вы понимаете, зарешечены, ибо многие из моих книг поистине не имеют цены.
И он повел Титуса за собой по лабиринту сумрачных коридоров, размышляя на ходу вслух:
— Нет, конечно, лично меня отсутствие света более чем устраивает, ибо я страдаю куриной слепотой. Вы наверняка заметили, какие широкие и темные у меня в полумраке зрачки. По той же причине в доме нет ярких электрических лампочек. Надеюсь, вам это не помешает?
— Ничуть, — ответил Кроу, хотя на самом деле ощутил себя узником — затхлости и гнили, бесконечных темных коридоров…
— Значит, вас интересуют древности? — продолжал хозяин дома. — Любопытно… Известно ли вам, что окаменелые ракушки, которые часто попадаются тут, на юге, называли когда-то в народе когтями дьявола? — И он рассмеялся сухим, лающим смехом. — Нам с вами крупно повезло жить в век просвещения и науки.
Отомкнув ключом дверь библиотеки, Карстерс пригласил Титуса в просторное помещение, после чего сам пригнулся и шагнул в довольно низкий для человека его роста дверной проем.
— Ну вот мы и пришли, — зачем-то пояснил старик. Он стоял, слегка покачиваясь и прикрыв ладонью глаза, чтобы оградить их от тусклого света, который просачивался сюда сквозь зарешеченные окна. — Надеюсь, вы отнесетесь с пониманием…