– Я и сама не хочу этого для себя, – резко ответила Вив, и на ее милом лице была написана мука, – но хочу для них. Для нас. Для Нового Орлеана, для моих родителей, и оборотней, и ведьм, и обычных людей, которые больше не будут гореть, попав под перекрестный огонь. Я могу стать настоящим членом волчьей стаи, лишь действительно обернувшись зверем. Только тогда они станут прислушиваться ко мне и примут мой брак.
«Что же они раньше-то об этом молчали? Почему только в последний момент обрушили на вас эту новость?» – хотелось спросить Клаусу. Но он знал, что Вивианн не готова услышать такую истину, и эта тирада лишь оттолкнет ее.
– Если они не хотят принять вас такой, какая вы есть, значит, они вас недостойны, – проворчал он вместо этого, а потом обвил рукой ее талию и притянул к себе, чтобы снова поцеловать, невзирая на слабое сопротивление. – Давайте сегодня же ночью вместе уйдем из этой ловушки, пока она не захлопнулась у вас за спиной.
Она закрыла глаза и ткнулась лбом в его ключицу, борясь с собой, а потом возразила:
– То, что происходит между нами, должно закончиться. – Ее голос дрожал от слез. – Я думала, что должна сказать это лично, при встрече, и прошу прощения, если только причинила вам боль. Вы даже не представляете, как сильно это меня ранит.
– Тогда давайте все это отменим, – сказал Клаус. – Я забуду все, что вы наговорили, и вы тоже можете забыть. Ничего еще не произошло. Никто не вышел замуж, не женился, не умер.
– Произошло, – возразила она, отодвигаясь и подняв на него серьезный взгляд. – Произошло, как только я родилась. Я не могу взять и уйти, зная, что от меня требуется. Как бы я могла? Вам не понять, каково это – жить меж двух враждебных миров. Я никогда не просила о такой ответственности, но, кроме меня, никто не может этого сделать. Если я сейчас откажусь, то все погублю.
Она была и права, и неправа одновременно: двойное происхождение Клауса стало причиной начала войны, в то время как Вивианн надеялась положить конец насилию.
– Я уже погублен, Вив, – сказал ей Клаус. – Меня погубила встреча с вами. Какое мне дело, если весь остальной мир тоже погибнет? Чтобы быть с вами, я готов заплатить любую цену.
Дверь бальной залы открылась, в сад выплеснулись свет и смех, и Клаус отступил обратно к стене, увлекая девушку за собой.
– Вивианн! – позвал веселый голос. – Дорогая, куда ты подевалась? Без тебя невозможно играть в карты, матушка озолотилась, пока тебя не было.
Вивианн испуганно вздрогнула и вырвалась из его рук.
– Клаус, пожалуйста, не усложняйте все еще сильнее, – взмолилась она. Ей было трудно оставить Клауса, а тот определенно не намеревался облегчить ее уход.
– Вивианн Леше, – начал он и сделал паузу, достаточную для того, чтобы она, обуреваемая любопытством, успокоилась и стала слушать, – я никогда прежде не имел удовольствия встретить подобную вам женщину, а я прожил достаточно долго, чтобы узнать, есть ли они вообще. Поэтому я готов молить вас: пожалуйста, не разбивайте мое сердце окончательно!
Вопреки собственному желанию Вивианн слегка улыбнулась ему нерешительной улыбкой, и когда она снова подняла на него глаза, в них был блеск, не имевший ничего общего со слезами.
– Будьте осторожны со своими желаниями, Клаус, – начала она и слегка вздохнула. – Возможно, мы встретимся снова, если лишь так я опять смогу сказать вам свое «нет».
– Дорогая, я обещаю: единственное, что вы скажете мне, будет «да», и вы повторите это слово не один раз. Я буду более чем счастлив доказать вам это, если мы опять встретимся завтра вечером. Здесь же? – Клаус чувствовал, что безрассудно готов рискнуть чем угодно, лишь бы не потерять ее.
– Вивианн, ну где же ты? – снова позвал голос, и Клаус был бы рад голыми руками разорвать его обладателя на части.
Вивианн прикусила губу, все ее тело напряглось, сопротивляясь, но она все же потянулась еще раз поцеловать Клауса. Поцелуй длился на секунду дольше, чем пристало при вежливом прощании, и Клаус воспринял это как единственный ответ, который был ему нужен. Он придет сюда и завтра, и в каждый последующий вечер, до тех пор пока встреча, которую Вив пообещала ему своим поцелуем, не состоится.
Она высвободилась из рук Клауса, и он смотрел, как ее силуэт бежит по траве к свету, а в дверном проеме стоит, дожидаясь, худой высокий мужчина.
Клаусу не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, кто это. Если бы он мог убить любого из ныне живущих, не достойных даже произнести имя Вивианн, то начал бы с Арманда. Это закончится бойней… и чем больше Клаус думал о ней, тем привлекательней казалась ему такая идея. Интересно, мелькнуло в голове, сколько оборотней находится сейчас в празднично освещенном особняке в глубине сада? Очевидно, Арманд и его мать, но, судя по доносившимся оттуда голосам и звону бокалов, можно было предположить, что они не одни. Это не стоит того, чтобы столкнуться с гневом Элайджи, разве что удастся перебить всех в доме – вернее, в городе – в эту самую ночь.
Достойная цель, но неисполнимая, поэтому он выплеснул свою ярость на высокую стену сада. Кулак уцелел, а вот стена треснула и осыпалась, и в каменной кладке появилась изрядных размеров дыра – материальное напоминание о том, что Клаус не отдаст Вивианн без боя, даже если это будет не та кровавая битва, которую он бы предпочел.
На кладбище было темнее, чем помнилось Элайдже. Небо затянули тучи, скрыв луну и звезды, да и свечей вроде бы горело меньше, чем в прошлый раз. От моря дул холодный ветер, разнося тяжелый запах с болот.
Элайджа пешком шел меж надгробий, стараясь не задеть ни одно из них. Ветер доносил до его слуха заунывный вой. Скрытая облаками луна не станет полной еще пару недель, но кожа на руках и шее Элайджи покрылась от этого звука пупырышками. На кладбище что-то происходило, какое-то волшебство, и было ясно, что посторонним тут сейчас не рады. Элайджа охотнее находился бы в каком-нибудь другом месте, но он поклялся доказать Изабель Далленкур ее неправоту. Используя завещание Хьюго и бумаги на его дом, Элайджа намеревался продемонстрировать ведьме, что та его недооценила. Он надеялся, что его находчивость произведет должное впечатление, и Изабель пересмотрит свою позицию, оказав услугу его семье. Теперь ему было нужно от нее куда меньше, чем земля в дар.
Когда он пришел к жилищу Изабель, той не оказалось дома, и Элайджа предположил, что она может быть только в одном месте – на ведьминском кладбище. Он пробродил по зачарованному лабиринту по крайней мере час, и наконец его острые глаза заметили Изабель в кругу свечей. На ней была длинная сиреневая рубашка, рыжие волосы свободно падали на плечи. Глаза ведьмы были закрыты, но она не выглядела умиротворенной. Если угодно, она казалась злой.
