Поп стоял в стороне, засунув руки в карманы и попыхивая трубкой. Переводил взгляд с отца на сына и молчал.
Кевин поднял кувалду и со всей силы обрушил ее на камеру, как на самого ненавистного врага.
«Слишком сильный замах, — подумал он. — По камере не попаду, но ногу себе сломаю. А „Солнце-660“ останется на колоде — жалкий кусок пластмассы, который может расколоть и ребенок. Даже если не жахну себе по ноге. Поп все это увидит. Он ничего не скажет, что тут говорить. Достаточно и взгляда».
Промелькнула и другая мысль: Не важно, попаду я по камере или нет. Она заколдована, это волшебная камера, мне ее НЕ РАЗБИТЬ. Кувалда просто отлетит от нее, как отлетают пули от груди Супермена.
Ни о чем больше Кевин подумать не успел: кувалда опустилась точно на полароидную камеру. Он действительно размахнулся слишком сильно, но повезло. И кувалда не отскочила, чтобы треснуть Кевина между глаз и убить его, как часто показывают в «ужастиках».
А вот «Солнце-660» взорвалось. Кусочки черного пластика полетели во все стороны. Прямоугольник с черным квадратом — Кевин понял, что это фотография, остававшаяся в кассете, — упал на землю рядом с колодой.
Какое-то мгновение во дворе стояла такая тишина, что они слышали не только шум машин на Главной улице, но и крики детей, играющих в салки на автостоянке за пустующим «Окружным магазином» Уэрделла, который обанкротился два года назад.
— Вот и все, — первым заговорил Поп. — Ты маханул кувалдой, как Пол Буньян, Кевин! Ютов поцеловать свинью, если это не так. Оставьте. — Теперь он обращался к мистеру Дэлевену, подбиравшему с земли куски пластика. — Каждую неделю ко мне приходит парень, вроде бы особо и делать тут нечего, но если бы не он… боюсь, двор превратился бы в свалку.
— Тогда пойдем в дом и рассмотрим фотографии под увеличительным стеклом. — Мистер Дэлевен выпрямился, бросил осколки в ржавую бочку, переделанную под мусоросжигательную печь, отряхнул руки.
— Не возражаю, — кивнул Поп.
— А потом сожжем фотографии, — напомнил Кевин. — Не забудьте об этом.
— Я не забыл, — ответил Поп. — Мне тоже кажется, что так будет лучше.
* * *
— Господи! — вырвалось у Джона Дэлевена. Он склонился над увеличительным стеклом. В круге света лежала предпоследняя фотография. Та самая, на которой наиболее отчетливо проявился собачий «ошейник». На последнем снимке собака уже чуть повернула голову.
— Кевин, посмотри сюда. Неужели это то, о чем я думаю?
Кевин взглянул. Хотя заранее знал, что увидит. Должно быть, точно так же смотрел Клайд Томбоу на первую фотографию Плутона. Томбоу знал, что она должна там быть, на это указывали изменения орбит Нептуна и Урана. Однако знать — это одно, а увидеть в первый раз — совсем другое.
Кевин выключил подсветку и вернул фотографию Попу. Повернулся к отцу.
— Да. Это то, о чем ты думаешь. — Голос ровный, бесстрастный.
Поп подождал, а потом, чувствуя, что продолжения не последует, взял инициативу в свои руки.
— Не томи! Что там такое?
Мальчику не хотелось говорить об этом раньше. Не хотелось и теперь. Вроде бы причины молчать не было, но…
Хватит упираться, одернул он себя. Когда требовалась помощь, Поп тебе помог, и какая разница, как он зарабатывает на жизнь. Скажи ему, сожги фотографии и выметайся отсюда, пока эти чертовы часы не начали отбивать пять часов.
Да. Если он еще будет здесь, когда они зазвенят, чаша переполнится. Он просто сойдет с ума, и его, кричащего о живых псах в полароидных мирах и о камерах, которые раз за разом выдают одну и ту же фотографию, отвезут в психушку.
— Полароидную камеру мне подарили на день рождения, — сухо ответил Кевин. — А у пса на шее повязан другой подарок.
Поп медленно поднял очки на лысый череп, воззрился на Кевина.
— Что-то я тебя не понимаю, сынок.
— У меня есть тетя. Вернее двоюродная бабушка, но нам ее так называть не велено, потому что она не хочет казаться такой старой. Тетя Хильда. Муж тети Хильды оставил «ей много денег, мама думает, больше миллиона долларов, но тетя очень прижимистая.
Он замолчал, чтобы отец мог с ним не согласиться, но мистер Дэлевен лишь мрачно усмехнулся и кивнул. Поп Меррилл, который все это знал (мало что в Касл-Роке и окрестных городках ускользало от его внимании), терпеливо ожидал продолжения.
— Каждые три года тетя проводит с нами Рождество, и это единственные дни, когда мы посещаем церковь, потому что тетя Хильда ходит в церковь. Когда она приезжает, мы едим много брокколи. У моей сестры от брокколи пучит живот, но тетя Хильда обожает брокколи, так что деваться нам некуда. Летом я прочитал книжку «Большие ожидания», в которой одна дама буквально списана с тети Хильды. Она обожала трясти деньгами перед своими родственниками. Звали ее мисс Хэвишем, и когда она говорила: «Лягушка», люди прыгали. Мы тоже прыгаем, и в этом ничем не отличаемся от остальных родственников.
— В сравнении с твоим дядей Рэнди твоя мать даже не подпрыгивает, — неожиданно вставил мистер Дэлевен; Кевин подумал, что отец шутит, но в голосе слышалась неприкрытая горечь. — Когда тетя Хильда говорит «лягушка» в доме Рэнди, там все взлетают до потолочных балок.
— Так или иначе, — продолжил Кевин, обращаясь к Попу, — на каждый день рождения тетя присылает мне один и тот же подарок. То есть они, может, чем-то и отличаются, но в принципе одинаковые.
— И что она тебе присылает, сынок? — полюбопытствовал Поп.
— Галстук-шнурок. Как тот, какие носили в свое время артисты джаза. Он может отличаться цветом, зажимом, но это всегда галстук-шнурок.
Поп включил свет, схватил увеличительное стекло, прильнул к нему.
— Боже святый! — Он выпрямился. — Галстук-шнурок! Именно так! Почему же я сразу не понял?
— Потому что собакам обычно его не надевают на шею, — ответил Кевин.
Они провели в доме Попа не более сорока пяти минут, но мальчику казалось, что лет пятнадцать. Главное — камера уничтожена, вновь и вновь повторял он себе. Осталась кучка осколков. Нет, нужды вспоминать всю королевскую конницу и всю королевскую рать: даже все работники фабрики по производству «полароидов» в Шенектади не смогут собрать эту крошку воедино.
И слава Богу. Кевину вполне хватило того, что было. И в следующий раз он предпочел бы встретиться с чем-то сверхъестественным лишь на девятом десятке жизни. Но никак не раньше.
— И потом, галстук очень маленький, — заметил мистер Дэлевен. — Из коробки Кевин доставал его при мне, и мы все знали, что там лежит. Занимало нас только одно: какой зажим будет в этом году. Мы еще шутили по этому поводу.
