– Чушь, – его голосу недоставало убедительности.
– Ох, дорогой, как же я мечтаю о том, чтобы снова быть с тобой. И я буду. Это не прощание, только au revoir, – она отключила связь.
Будь она Эрикой Пятой, то умерла бы на месте, услышав убийственную фразу.
Эрика Четвертая ожила. Впервые в жизни Виктор столкнулся с семейной проблемой, которую не мог разрешить легко и быстро.
Окружной прокурор и его жена, разумеется, не свернули к тротуару, потому что Карсон не включила ни сирену, ни мигалки, а может, потому, что не хотели дышать в трубочку, но прежде всего по другой причине: они были существами, вышедшими из лаборатории восторгающегося собой лунатика, и слетали с катушек с той же скоростью, с какой обычно ломается автомобиль по истечении гарантии.
Майкл наклонился к Карсон.
– Двадцать семь миль в час. Собака сдает. Они ее затопчут.
Похоже, многословные речевки отнимали силы, вот Баки и Джанет перешли на одно слово. Она кричала: «Пес, пес, пес, пес!» Он: «Убить, убить, убить, убить!»
– Застрели их, – предложил Майкл. – Застрели их на бегу.
– Я не могу стрелять патронами «ноль пять магнум», держа пистолет одной рукой, а другой ведя машину.
В конце концов Баки, наверное, периферийным зрением, углядел их и отвлекся от преследования собаки. Сблизился с «Хондой», схватился за боковое зеркало, потянулся через окно к Карсон.
Она резко нажала на педаль тормоза, и зеркало отломилось, оставшись в руке Баки. Он споткнулся, упал, укатился в темноту.
«Хонда» остановилась в визге тормозов. А примерно в пятидесяти футах впереди остановилась и Джанет, молча. Повернулась к ним, перейдя на бег на месте.
Майкл убрал «Дезерт игл» в кобуру.
– Прямо-таки эксклюзивный фильм по каналу «Плейбой», – он протянул один помповик Карсон, схватил второй. – Правда, я никогда не смотрел канал «Плейбой».
Майкл распахнул дверцу, Карсон включила дальний свет, потому что темнота помогала противнику, а ее ставила под удар. С гулко бьющимся сердцем выбралась в дождь, оглядела ночь, выискивая Баки, но не находила его.
Свет фар отражался от мокрой мостовой, черно-серебристой под ногами. На западе, не так уж и далеко, виднелись уличные фонари Ореховой улицы, но их свет Уэст-драйва не достигал. Как и огни университета Тулана и Лойолы на северо-северо-востоке. А с востока и юга к дороге подступал черный парк, только где-то вдали светились окна больницы Де-Пол.
Унылое место для смерти, где тебя могли найти только утром, словно незаконно выброшенный мусор. Именно так многими годами раньше нашли ее отца и мать, брошенными лицом вниз под линиями высоковольтной электропередачи, около опоры, на заросшем травой склоне дамбы в Ривербенде, рядом с велосипедной дорожкой. Обоих убили выстрелом в затылок. Питающиеся падалью черные птицы уже на заре сидели на поперечных балках опоры.
И теперь этот парк, это пустынная тьма могли стать для Карсон склоном дамбы, тем самым местом, где ее бросят, как мешок с мусором, чтобы ее плотью полакомились стервятники. Она вышла из «Хонды» максимум за десять секунд и очертила сектор потенциальной угрозы стволом помповика, слева направо, потом справа налево, но эти десять секунд тянулись, как десять минут.
Где этот выродок?
Внезапно бледная фигура поднялась из ливневой канавы на другой стороне дороги – клон Баки, окровавленный после падения. Но теперь он крепко стоял на ногах и кричал: «Случилось что-то ужасное, ужасное, ужасное!». По виду такой же могучий, как бык, он наклонил голову и ринулся на нее.
Карсон широко расставила ноги, чуть присела, держа компактный помповик обеими руками, одной за рукоятку, второй за сдвижной магазин, согнула локти, чтобы лучше амортизировать отдачу. Из «Снайпера», оружия более чем серьезного, стреляли пулями, каждая из которых могла остановить носорога, а не дробью с широким полем поражения. Прицелиться Карсон не успевала, стреляла, руководствуясь инстинктом. Тот, кто выдавал себя за Баки Гитро, с налитыми кровью глазами, оскалив зубы, мчался к ней, не ведающий страха, разъяренный.
Она выстрелила. Отдача отбросила ее на несколько дюймов, ствол подскочил, как и предполагала Карсон. Боль пронзила плечи, заныла пломба в зубе, как иной раз ныла от чего-нибудь очень холодного, и, хотя стреляла Карсон не в замкнутом пространстве, от грохота выстрела зазвенело в ушах.
Пуля попала клону в самую середину груди, раздробила грудину. Хлынула кровь, левая рука рефлекторно поднялась вверх, правая – опустилась вниз, словно он исполнял какой-то танец. Псевдо-Баки покачнулся, но не упал, замедлил скорость, но не остановился, по-прежнему надвигался на Карсон, но уже не кричал. Боли он, похоже, не чувствовал, и она выстрелила снова, но неудачно, испугавшись и удивившись тому, что первая пуля его не остановила. Попала не в грудь и не в живот, а в правое плечо. Эта пуля не оторвала ему руку, как должна была, даже не вырвала из плеча кусок мышечной ткани. Он протянул левую, чтобы схватиться за ствол «Снайпера», по-прежнему выглядел сильным и решительно настроенным. Чувствовалось, что и еще двух пуль не хватит для того, чтобы остановить его, помешать разорвать ей шею, превратить лицо в кровавую пульпу.
Майкл появился из-за багажника «Хонды», прогремел его помповик, пуля вырвала кусок из бока Гитро, Карсон тоже выстрелила, на этот раз угодила в левое бедро клона, но его рука уже прошла мимо мушки помповика, подкинула ствол, окровавленные пальцы тянулись к ее лицу. Гитро прокричал что-то вроде: «Дай мне твои глаза!» – и Майкл выстрелил вновь, на этот раз в голову. И этот выстрел принес нужный результат, свалил-таки монстра на серебристо-черную мостовую лицом вниз. Клон на мгновение застыл, а потом попытался уползти от них, с головой, напоминающей разбитый арбуз, и другими страшными ранами, все равно попытался уползти от них, как пытается уползти раздавленный таракан. Потом снова застыл, полежал, не двигаясь, затем по его телу пробежала дрожь, и на том все закончилось.
Краем глаза Карсон уловила какое-то движение, совсем близко, и развернулась к упругозадой Джанет.
Соблюдая осторожность, в молчании, Эрика пятая и Джоко, тролль-альбинос, по лестнице черного хода, расположенной вдали от хозяйской спальни, поднялись на третий этаж.
Из трех особняков, стоявших на трех участках, которые приобрел Виктор, два построили в одном архитектурном стиле. Он соединил их таким образом, что растущие перед домами раскидистые дубы и сооруженная позади пространственная решетка, увитая жасмином, создавали полное впечатление, что дома по-прежнему разъединены.
Поначалу в обоих домах было тридцать четыре спальни, но после перепланировки многие внутренние стены сломали, и получившиеся помещения использовались уже для других нужд. Семьи у Виктора не было, на ночь гости никогда не оставались.
