Стюард в синем блейзере проводил Хэрода и Марию Чен в их купе. Задняя часть “Боинга” была превращена в огромный кабинет Барента, гостиную и спальню. Дальше слева по коридору, который напоминал Хэроду европейские поезда, располагались вместительные купе, декорированные в нежных оттенках зеленого и кораллового цветов. Здесь помещались ванная, королевских размеров кровать, диван и цветной телевизор.
– А где же камин? – обратился Хэрод к стюарду.
– Кажется, в частном самолете шейха Музада есть действующий камин, – без тени улыбки отозвался миловидный стюард.
Хэрод положил в свой стакан лед, налил водки и только устроился рядом с Марией Чен на диване, когда в дверь постучали. В купе вошла молодая женщина точно в таком же блейзере, как у стюарда, и промолвила:
– Мистер Барент спрашивал: не сможете ли вы с мисс Чен присоединиться к нему в гостиной Орион?
– В гостиной Орион? – переспросил Хэрод. – Черт, конечно, можем. – И они последовали за женщиной по коридору, миновали дверь с кодовым замком, которая вела к винтовой лестнице. Хэрод знал, что на таких коммерческих рейсах 747-го образца подобные лестницы вели в гостиные первого класса. Поднявшись наверх по темной лестнице, Хэрод и Мария Чен замерли в благоговении. Сопровождавшая их женщина спустилась вниз и закрыла дверь, отрезав последний луч света, шедший из общего коридора.
Помещение было такого же размера, как и гостиные в нормальном “Боинге”, но казалось, кто-то снял здесь верхнюю часть самолета и теперь сквозь потолок можно было взирать на небо, открывавшееся на высоте тридцати пяти тысяч футов над землей. Над головой сияли мириады звезд, разливая вокруг ровный, немеркнущий свет. Слева и справа были видны темные конусы крыльев, на которых мигали красные и зеленые навигационные фонари. Внизу раскинулся полог облаков, освещенный звездным сиянием. Казалось, ничто не разделяет их с бесконечным пространством ночного неба. Лишь смутные контуры указывали на присутствие в гостиной низкой мебели, вдали с трудом угадывалась фигура сидящего человека.
– Господи Иисусе, – прошептал Хэрод и услышал резкий вдох Марии Чен, когда она вспомнила о необходимости дышать.
– Я рад, что вам нравится, – донесся из темноты голос Барента. – Проходите и садитесь.
Хэрод и Мария Чен осторожно двинулись по направлению к скоплению низких кресел, стоявших возле круглого стола, стараясь свыкнуться со звездным светом. Оставшаяся за их спинами винтовая лестница была обозначена единственной предупреждающей полоской красного света, закрепленной на первой ступеньке. С запада черной полусферой звездное небо закрывало отделение для экипажа. Хэрод и Мария Чен погрузились в мягкие подушки кресел, не отрывая глаз от неба.
– Это светопроницаемый пластиковый сплав, – пояснил Барент. – Более тридцати слоев. Но почти идеально прозрачен и гораздо крепче, чем плексиглас. Крепится на бесчисленном количестве дуг, но они толщиной с волос и потому не препятствуют целостному восприятию. Внешняя поверхность при дневном свете отражает лучи и выглядит, как обычный блестящий черный корпус. Мои инженеры работали над ее созданием целый год, а потом еще два года мне потребовалось на то, чтобы убедить Комитет гражданской авиации, что эта штука может летать. Инженерам дай только власть, они бы и иллюминаторы в самолетах убрали.
– Как красиво! – восхищенно прошептала Мария Чен, и Хэрод увидел отражение звездного мерцания в ее темных глазах.
– Тони, я пригласил вас сюда, потому что дело касается вас обоих, – сказал Барент.
– Какое дело?
– Ну.., э-э.., динамика нашей группы. Вы, наверное, уловили некоторое напряжение в атмосфере?
– Я заметил, что все с трудом сдерживались, чтобы окончательно не съехать.
– Вот именно, – кивнул Барент. – События нескольких последних месяцев были.., э-э.., довольно неприятными.
– Не понимаю, почему, – откликнулся Хэрод. – По-моему, мало кого заботит, что их коллег разорвало на части или посбрасывало в реку Шилькил.
– Дело в том, что мы слишком самоуспокоились, – промолвил К. Арнольд Барент. – Наш клуб действует уже много лет.., на самом деле даже десятилетий.., и возможно, затеянная Вилли вендетта даст нам возможность осуществить необходимое.., э-э.., сокращение.
– Только в том случае, если речь не идет лично о нас, – ответил Хэрод.
– Вот именно. – Барент налил вина в хрустальный кубок и поставил его перед Марией Чен. Глаза Хэрода уже достаточно привыкли к темноте, так что теперь он отчетливо видел лица, но от этого сияние звезд казалось ему лишь ярче, а верхушки облаков приобретали еще более переливчатые оттенки. – Меж тем, – продолжил Барент, – в нашей группе произошла определенная разбалансировка, и то, что было действенным при иных обстоятельствах, перестало работать.
– Что вы имеете в виду? – осведомился Хэрод.
– Я имею в виду, что образовался вакуум власти, – ответил Барент голосом столь же холодным, как сияние звезд, в котором они купались. – Или точнее – общее ощущение того, что образовался вакуум власти. Вилли Борден дал возможность ничтожествам счесть себя титанами, и за это ему придется заплатить жизнью.
– Вилли заплатит жизнью? – переспросил Хэрод. – Так, значит, все разговоры о возможных переговорах и вступлении Вилли в клуб – не более чем блеф?
– Да, – согласился Барент. – Если потребуется, я лично буду руководить клубом, но ни при каких обстоятельствах этот бывший нацист за нашим столом не появится.
– Тогда зачем... – Хэрод умолк и задумался. – Вы думаете, что Кеплер и Саттер готовы сделать самостоятельные шаги?
Барент улыбнулся.
– Я знаком с Джимми много лет. Впервые я увидел его сорок лет назад, когда он читал проповедь в палатке в Техасе. Он обладал несфокусированной, но непреодолимой Способностью. Он мог заставить целую толпу потных агностиков делать то, чего он от них хотел, и делать это с восторгом во имя Господа. Но Джимми стареет и все меньше и меньше полагается на свою силу убеждения, вместо этого пользуясь аппаратом убеждения, который он создал. Я знаю, что на прошлой неделе ты посетил его маленькое фундаменталистское королевство... – резким движением руки Барент пресек объяснения Хэрода. – Ничего страшного. Джимми наверняка предупредил тебя, что мне станет об этом известно.., и что я пойму это. Не думаю, чтобы Джимми хотел опрокинуть нашу тележку с яблоками, но он ощущает возможную перемену во властных взаимоотношениях и хочет оказаться на нужной стороне, когда эта смена произойдет. Вмешательство Вилли нарушило это шаткое равновесие, как может показаться со стороны.
– А в действительности – нет? – поинтересовался Хэрод.
