— Кто это? Кто здесь?
— Это Гард, Бобби.
Наступила долгая пауза. Потом послышались осторожные шаги.
— Это действительно ты, Гард? — в голосе звучало изумление.
— Да. — И, идя к двери, он задал вопрос, который намеревался задать после своего неудачного самоубийства:
— Бобби, с тобой все в порядке?
Узнав ее голос, Гард все еще не мог отчетливо рассмотреть ее: солнце било прямо в газа. Он удивился, почему не появляется Питер.
— У меня все хорошо, — сказала Бобби, как будто она всегда выглядела такой болезненно истощенной, как будто в ее голове всегда звучал страх, когда кто-нибудь стучал к ней в дверь.
Она медленно спускалась по ступенькам. Только теперь Гарднер смог хорошо рассмотреть ее. И это зрелище до глубины души потрясло его.
Бобби улыбалась ему, радуясь его приезду. Джинсы болтались на ней, как и рубашка; на лице были следы грязи; глаза запали; волосы поседели и поредели; кожа пожелтела и истончилась. Вместо аккуратной прически на голове громоздилось нечто напоминающее воронье гнездо. Змейка на ее джинсах была полурасстегнута. От нее дурно пахло и… словом, это была она и не она.
Внезапно в памяти Гарднера всплыло фото Карен Карпентер, сделанное перед смертью от болезни, диагноз которой звучал как «нервная анорексия». На фотографии была изображена женщина уже мертвая, но все еще живая, женщина с оскаленными в улыбке зубами и сверкающими глазами. Именно так выглядела сейчас Бобби.
По-видимому, она потеряла не более двадцати фунтов — если бы она потеряла больше, то не смогла бы просто стоять на ногах, — но Гарду вначале показалось, что вес ее уменьшился фунтов на тридцать, не меньше.
— Отлично! — восклицал этот грязный, вонючий, оборванный скелет, который, по-видимому, и был Бобби, во всяком случае, судя по голосу. — Как я рада видеть тебя, дружище!
— Бобби… Бобби… Боже, что…
Бобби протягивала Гарду руку для рукопожатия. Рука ее дрожала, и Гарднер заметил, какая она худая, хрупкая и беспомощная, рука Бобби Андерсон.
— О, я о многом расскажу… много работы было сделано, — проквакала Бобби дрожащим голоском. — Многое сделано, еще больше нужно сделать но я стараюсь, стараюсь, ты сам это увидишь…
— Бобби, что…
— Отлично, у меня все отлично, — повторила Бобби и качнулась, наполовину бессознательно, упав Гарднеру в объятия. Она попыталась сказать что-нибудь еще, но из ее горла вырвался только хрип, и она потеряла сознание.
Подхватив ее на руки, Гарднер еще раз удивился, какой легкой она стала. Да, она явно похудела на тридцать фунтов. Он сознался себе, что потрясен и унижен: Это была вовсе не Бобби. Это был он сам. Он сам после запоя.
С Бобби на руках он вошел в дом.
Он положил Бобби на кушетку и быстро направился к телефону. Ей срочно нужен врач. Ее состояние напоминало помешательство, хотя Бобби Андерсон была последним человеком в мире, о ком можно было бы подумать, что он сойдет с ума.
Бобби что-то прошептала с кушетки. Сперва Гарднер не разобрал, что именно: голос Бобби напоминал тихое бульканье.
— Что, Бобби?
— Не звони никому, — повторила Бобби. На этот раз она немного повысила голос, хотя это, казалось, совсем обессилило ее. Только глаза сверкали, как голубые бриллианты или сапфиры.
— Не звони… Гард, никому!
Она в изнеможении откинулась на кушетку. Гарднер повесил трубку и подошел к ней, весьма встревоженный. Бобби нуждалась в докторе, это было очевидно, и Гарднер намеревался пригласить его… но слова Бобби показались ему сейчас более важными.
— Я останусь с тобой, — дотронулся он до ее руки, — если тебя это беспокоит. Но все же тебе нужно…
Андерсон покачала головой в немом отказе:
— Просто поспать… — прошептала она. — Спать… и утром поесть. Но главное — спать. Дня три… или четыре…
Гарднер, глядя на нее, вновь испытал потрясение. Он попытался совместить то, что она сказала, с тем, как она выглядела.
— Что же с тобой произошло? — Он знал, что Бобби любила и умела готовить, и ее мечта о завтраке — нет, это никак не вязалось с его прежними представлении о Бобби Андерсон.
— Ничего, — сказала Бобби. — Ерунда.
Глаза ее закрылись. Из уголка рта потянулась ниточка слюны, но она втянула ее назад. Гарднер посмотрел на выражение ее лица, и оно ему не понравилось… даже немного испугало. Это было выражение Анны. Старое и нудное. Но когда Бобби вновь открыла глаза, это выражение исчезло. Перед ним лежала Бобби Андерсон… и она нуждалась в помощи.
— Я собираюсь позвонить твоему врачу, — вставая, сказал Гарднер. — Ты выглядишь больной, Боб…
Бобби протянула руку и тронула его за плечо в то самое время, когда он попытался набрать номер. Она проделала это с необъяснимой силой. Он оглянулся и увидел, что взгляд ее стал ясный и разумный, как всегда.
— Если ты позвонишь кому-нибудь, — отчетливо сказала она, — мы перестанем быть друзьями, Гард. Любой твой звонок оборвет все нити, связывающие нас. Ты никогда не переступишь порог моего дома. Его двери будут закрыты для тебя.
Гарднер в безмолвном ужасе смотрел на нее. Теперь она уже не казалась помешанной… все что угодно, только не это.
— Бобби, ты…
Не понимаешь, что говоришь? Она все отлично понимала, и в этом был весь трагизм положения. Если он вызовет врача, она разорвет их дружбу. За все эти годы он хорошо изучил ее. Кроме того, в глазах Бобби Андерсон было кое-что еще: уверенность в том, что их дружба — это то последнее, что он, Гард, согласился бы потерять.
Будет ли иметь для тебя значение, если я скажу, что ты похожа сейчас на свою сестру, Бобби?
Нет. По ее лицу он увидел, что это не имело бы никакого значения.
— …не знаешь, как плохо выглядишь, — робко закончил он.
— Конечно, нет, — с загадочной улыбкой согласилась с ним Бобби. — У меня есть одна мысль по этому поводу. Твое лицо… оно лучше любого зеркала. Но, Гард, единственное, в чем я нуждаюсь, — это сон. Сон и… — Ее глаза вновь закрылись, но она с видимым усилием открыла их, — завтрак, — закончила она. Сон и завтрак.
— Бобби, тебе нужно не это.
— Нет. — Бобби рукой все еще держалась за плечо Гарднера. — Мне нужен ты. Я звала тебя. Мысленно. И ты услышал, ведь правда?
— Да, — Гарднер зябко поежился. — Думаю, что да.
— Гард… — Голос Бобби стих. Гард ждал, а мысль его бешено работала. Бобби нужен врач… но то, что она сказала об их дружбе, если он куда-нибудь позвонит…
Она подтянула к себе его руку и легонько поцеловала ее. Он, потрясенный, смотрел ей в глаза. Но ничего не мог там рассмотреть.
