К пню на четвереньках подполз обернувшийся человеком Леша, пуля пробила ему ногу. За ним по снегу тянулся кровавый след.
Парни Григорьева ошарашенно глядели по сторонам. Со снега поднимались волки и… люди. Хозяин узнал водителя автобуса, сломавшегося по дороге, и толстую скандальную тетку, а еще двое были Хозяину незнакомы.
Леша, стуча зубами, развязал Мишку. Тот сбросил с себя куртку, накинул на Лешу. Прикрикнул на парней:
– Ну чего рты раскрыли! Не видите, люди замерзают!
Парни скинули с себя тулупы, отдали женщине и водителю.
Вовка смотрел на все происходящее, и ему казалось, что он спит и видит очередной странный сон. Он очнулся, когда Мишка подал ему джинсы и свитер:
– Одевайся!
Вовка послушно оделся. По привычке потрогал ножны, проверил, на месте ли нож. Оглядел волков, замерзающих людей, раненного Лешу…
– И снова ты раненный, – вздохнул он.
– Это ничего, – поморщился Леша.
Вовка махнул рукой волкам, и они стали по очереди подходить к нему и опускать головы, словно кланяясь. А потом исчезли среди деревьев бесшумными серыми тенями.
– А что с Григорьевым? – вспомнил Вовка.
– Кажись, все, – тихо ответил Леша.
Вовка поднялся с пня и подошел к неподвижному волчьему телу на снегу. Волк был мертв.
– Н-да, – задумчиво произнес Вовка.
– Оборотни умирают мгновенно, – тихо сказал Мишка.
Заплакала женщина.
– А эти кто? – спросил Вовка, кивнув на людей, кутавшихся в чужую одежду.
– Это те, кого Григорьев обратил, – ответил Леша. – Теперь, после гибели волколака, они тоже свободны…
И Вовка как будто вспомнил: да, так и должно было случиться.
– Возьмите его одежду, иначе замерзнете, – распорядился Вовка, и никто не посмел ослушаться.
Васька Григорьев направился к кустам и притащил узел смерзшегося тряпья.
– Вот, – он положил узел перед Вовкой, – это все ихнее…
– Одевайтесь, – велел Вовка.
Люди кое-как оделись, их трясло от холода и страха, непослушными пальцами застегнули пуговицы… Вовка смотрел на них с сожалением и думал: «Эти-то хоть в живых остались, но ведь были и другие, те, кого загрыз волколак».
Одевшись, люди, как до них волки, стали поодиночке подходить к Вовке. Они падали на колени и кланялись в землю, бормотали слова благодарности.
Вовка испугался.
– Да вы что! – отшатнулся он. – Немедленно встаньте! Нашли перед кем на колени падать!
Люди смутились, поднялись, сбились в кучу, жались друг к другу, испуганные, исхудавшие, заросшие…
– Надо выбираться, – устало сказал Вовка.
Лешу пришлось снова укладывать на носилки, хотя его рана заживала быстро и перестала кровоточить, но он все-таки сильно хромал. Женщине отдали лыжи Григорьева. Остальные побрели, проваливаясь в глубокий снег.
Вовка ненадолго задержался.
– Идите, я догоню, – сказал он.
Когда люди покинули поляну, он подошел к пню и увидел светящуюся фигуру белого волка. Волк ударил лапой, и пень распался надвое, открывая черный провал. Вовка заглянул туда, и у него закружилась голова. Там была бездна. И она ждала. Вовка с трудом дотащил до пня остывающий волчий труп, и бездна проглотила его.
Пень сомкнулся.
Белобородый старик сидел на пне и смотрела на Вовку.
– Это был его выбор, – услышал Вовка. – Мы все совершаем свой выбор, – с грустью добавил старик… а потом исчез.
Осколки волколакова ножа тоже исчезли.
Вовка постоял, чувствуя, как мороз пробирается под свитер.
– Надо выбираться, – повторил он уже себе.
Выбирались тяжело, медленно.
Когда показалась лесопилка, был уже третий час ночи. Люди устали и измучились. Женщина сразу же отправилась к себе.
Остальных решено было оставить в доме Григорьева. А Лешу Вовка и Мишка позвали с собой. Надо было о многом расспросить бывших оборотней, но у Вовки совершенно не осталось сил.
«Завтра, – сказал он себе, – все завтра…»
Дома он упал на кровать, уснул мгновенно и без сновидений.
Казалось, он только что закрыл глаза, как сразу же кто-то настойчиво начал его трясти.
– Вставай! Да вставай же!
Вовка с трудом разлепил непослушные веки. Его ослепило солнце. Он снова зажмурился, но неугомонный Мишка не отстал:
– Просыпайся!
– Чего? – недовольно пробурчал Вовка.
– Вставай, говорю! Время – час дня!
– Ну и что?
Вовка перевернулся на другой бок, так, чтоб солнечный луч не бил по глазам.
Мишка склонился к самому уху и прошептал:
– У Григорьева ждут!
И тогда Вовка вспомнил.
Он резко сел на кровати. Сон мгновенно улетучился.
– Сколько времени? – спросил он.
– Я же тебе талдычу – час дня!
– Ничего себе! А почему ты меня раньше не разбудил?
Мишка хмыкнул:
– Да потому что я сам только что проснулся.
Вовка протер глаза, потряс головой:
– Понятно… я сейчас, надо умыться.
Он пошлепал босыми ногами к умывальнику, плеснул в лицо обжигающе ледяной водой, проснулся окончательно.
– Леша где?
– Там уже, – ответил Мишка, протягивая полотенце.
Друзья наскоро оделись и бросились из дома.
– Куда?! – крикнула вслед Матрена. – Хоть бы поели, неугомонные!
Но они уже бежали по улице к дому Григорьева, или к бывшему дому… Хотя дом – вон он, высится из-за забора островерхой крышей, а где Григорьев?
На мгновение темный ужас охватил Вовку при воспоминании о бездне, поглотившей мертвого волколака.
– Ты сам-то как? – запоздало спросил Вовка у Мишки.
– Нормально, – отмахнулся тот. – Если бы ты не успел, тогда…
– До сих пор не понимаю, чего он хотел? – задумчиво произнес Вовка.
– Что тут понимать, – отозвался Мишка, – власти он хотел. Пока твой дед был жив, Григорьев против него вякать не смел. Но все время чувствовал себя несвободным. Он хоть и пообещал деду не вредить никому, однако его волколачья душа требовала иного. Так что, когда дед умер, Григорьев начал искать возможность освободиться от заклятья. А как освободиться? Только с помощью пролитой крови!
Вовка задохнулся:
– Поэтому он убивал!
– Ну да, – подтвердил Мишка и кивнул на забор, – вот мы и пришли, сейчас сам все узнаешь.
Вовка толкнул незапертую калитку. Еще вчера этот дом казался ему логовом зла, что, по сути, так и было. Но сегодня дом выглядел вполне мирно. Обычный деревенский дом, добротный и крепкий.
Ребята пересекли двор и поднялись на крыльцо. Дверь им открыл улыбающийся Леша, он приплясывал от нетерпения, хотя было заметно, что нога у него еще болит.
– Ты бы поаккуратнее, – посоветовал Вовка.
Леша кивал и радовался.
Ребята прошли в комнату. За столом сидели уже знакомые Вовке люди, бывшие оборотни: сын и племянник Григорьева, водитель автобуса, женщина и двое мужчин.
