Он быстро оделся, руки его слегка дрожали, но он не мог сдержать чувства триумфа. Он поборол то, что было там, в чулане, одержал верх в физическом поединке, и когда он разожжет огонь, он будет играть на гитаре. Но сначала ему нужно принести угля и дров из-под навеса, а это значит, что ему придется выйти во двор…
Он знал, что окровавленные останки кота исчезнут. Он не знал, почему он это знает, но это было так. Он постоял в приоткрытой двери, увидел бурые пятна крови, пару клочков рыжеватой и черной шерсти, но ничего больше. Только маленькие следы человека в мягкой грязи — их мог оставить Элли Гуд, когда он уходил. Или миссис Клэтт.
Огонь создал свою собственную атмосферу — с ним, казалось, исчезла вся мрачность. Если миссис Клэтт забрала останки своего кота, его это не касается. Она не может причинить ему вреда, она просто грязная, вздорная женщина, которая выглядит на двадцать лет старше, чем на самом деле. Она может кипеть ненавистью, но она ничего ему не сделает. Кот был мертв, и для Джоби это была причина радости. Странно, его мать никогда не держала кота, ей кошки не нравились, да и кот миссис Клэтт всегда ее сторонился.
Хотя когда Джоби было пять лет, из-за одного кота произошла небольшая неприятность. Он помнил эту историю, но тогда он был слишком мал, чтобы понимать ее смысл. В деревне пропал черный кот, он раньше жил у Джеррольдов, они оба вот уже несколько лет как померли. Почему-то Эмили Джеррольд решила, что это Хильда Тэррэт виновна в исчезновении кота, и она пожаловалась констеблю Уизерсу. Вскоре деревенский полицейский постучался в дверь дома Тэррэтов. Джоби играл на полу грубо сколоченной из дерева пожарной машиной, которую смастерил для него отец. Он надолго запомнил это разговор.
— Ты не видела кота Джеррольдов, Хильда?
Констебль Уизерс был хорошо сложен, из-за повышенного давления у него был красный цвет лица, хотя он всех уверял, что это из-за того, что он все время на воздухе. Тем не менее, он все еще служил полицейским в Хоупе, даже в эту эпоху строгой администрации, и его высокое кровяное давление не нанесло ему какого-либо заметного вреда. Он останется в Хоупе, пока не уйдет на пенсию в следующем году.
— Я не видела его, констебль.
Отрицательный ответ, который Уизерс, по всей вероятности, ожидал. У него было очень слабое доказательство — мстительная жалоба жительницы деревни, которая боялась и ненавидела Хильду Тэррэт. Он был обязан заняться этим делом, и в душе ему очень бы хотелось зацепить каким-то образом «эту ведьму», но только косвенно, чтобы ее гнев не пал на него самого. Мне жаль говорить вам об этом, миссис Тэррэт, но поступила жалоба, и мне приходится реагировать. Это моя работа.
— Вероятно, он всегда находился недалеко от твоего дома.
— Я видела его раньше, но это было давно. Честно говоря, я не обращаю внимания на кошек. — Она встретила его взгляд, выдержала его, заставила констебля опустить глаза. — Но если я увижу кота, я сообщу, констебль. — Вам, не Джеррольдам.
Через некоторое время Хильда Тэррэт стала странно озабоченной, встревоженной; напряженная атмосфера установилась в доме, и маленький Джоби почувствовал ее. Когда отец пришел с фермы, мальчика отправили наверх в его комнату, и пока он не заснул, он слышал, как родители тихо разговаривали внизу. Он знал, что они были чем-то встревожены, и что это было связано с визитом полицейского.
Вскоре Джоби нашел черного кота Джеррольдов в лесу за домом. Мальчик убежал туда, не послушавшись матери, которая не разрешала ему выходить за ограду запущенного сада. За день до этого она рассказала Джоби на ночь одну из своих редких историй — об эльфах и домовых, о карликах, живущих в Хоупском лесу, и он отправился туда, дрожа от страха, но ожидая встречи с крохотными существами. Вместо них он нашел кота.
Кот был мертв, он лежал там давно и уже окостенел. Смерть полна ужаса для любого пятилетнего ребенка, но то, что увидел Джоби, заставило его закричать и броситься, спотыкаясь, домой. Кот был приколочен гвоздями к деревянному кресту, который, в свою очередь, был прибит к стволу огромного дуба. Передние лапы кота были разведены в стороны, прибиты горизонтально, задние же закреплены одним длинным гвоздем. Это сразу же напомнило Джоби изображение на церковном витраже: бородатый обнаженный человек, подвешенный таким же образом, но только у него было умиротворенное выражение на добром лице; пасть кота была открыта от ужаса, горло перерезано, шерсть на откормленных боках испачкана запекшейся кровью.
Кто-то распял, кота Джеррольдов, а потом перерезал ему горло!
Он вбежал в дом, едва смог рассказать о находке матери, заикаясь от страха. Лицо Хильды стало суровым, сморщилось, превратившись в маску ярости; она схватила Джоби за волосы, стала так сильно дергать из стороны в сторону, что он подумал, будто у него отрывается скальп.
— Несносный врунишка! — закричала она визгливо, схватила другой рукой его за ухо и скрутила его. — Ты ходил в лес, а теперь выдумываешь небылицы, чтобы я тебя не наказала! Что ж, тебе известно, где ты проведешь остаток дня!
Джоби это прекрасно знал, он сопротивлялся и орал, когда мать тащила его по кухне за волосы и ухо, а затем швырнула его в этот самый чулан и захлопнула за ним дверцу. И в темноте он вновь увидел кота Джеррольдов, распятого под лестницей; кот с ненавистью глядел на него, а из дыры на месте горла методично капала кровь, он хорошо это слышал: кап… кап… кап… Он невольно стал ждать, когда же упадет следующая капля, сам довел себя до состояния безумного ужаса, и когда мать вечером выпустила его, он едва мог говорить.
— Никогда больше не смей так врать! — Хильда Тэррэт схватила его за уши, вонзив острые ногти в мочки, он закричал от боли и получил удар по губам. — За тобой придет полицейский, если только он услышит, что ты выдумываешь подобные истории, — прошипела она. — А потом тебя заберут и запрут в таком ужасном месте, что ты станешь умолять, чтобы они вернули тебя домой, чтобы мама заперла тебя в чулане, потому что там так уютно и хорошо.
У Джоби из уха шла кровь, глаза были полны слез, он плохо видел мать сквозь их пелену. Он закивал, надеясь, что она отпустит его.
— Не смей никому даже упоминать об этой истории с котом. Ясно тебе? Обещаешь? Не станешь больше врать?
Он опять кивнул, и на этот раз она отпустила его, толкнув так сильно, что он распластался на полу. Он почти убедил себя в том, что это была ложь, что в лесу не было распятого кота; он пытался сам поверить в это. Но сейчас он знал, что это была правда, что его мать имела отношение к исчезновению кота Джеррольдов. И сейчас это пугало его больше, чем тогда, и если он когда-нибудь снова войдет в чулан, кот будет там, прибитый к лестничным балкам, ощерившийся на него, а из раны на горле будет капать кровь.
