— Но ведь нужные еще серебряные пули. — Священник удрученно покачал головой. — Не думаю, что их продают в охотничьих магазинах.
— Я и про это подумал. От деда остались серебряные запонки. Мы их паяльником расплавим и зальем в патрон от папиной винтовки двадцать второго калибра. Ваше преподобие, давайте это сделаем. Если вы согласитесь, обещаю, что больше не буду пропускать воскресную школу.
Преподобный Коул не терзался долгими раздумьями: укус вампиреныша послужил весомым аргументом.
— Да, — кивнул он мальчишке. — Мы избраны. Так препояшем же наши чресла, натянем боевые тетивы и уничтожим порождения зла.
— Классно! — поддержал его обрадованный Вилли. — Столько крови. А вы позволите мне отрезать им головы?
Если бы кому-нибудь вздумалось прогуливаться в два часа ночи вблизи кладбища, его взору предстало бы любопытное зрелище. Между могил крался грузный священник, вооруженный распятием и угольным молотком. За ним вприпрыжку двигался мальчишка, неся в одной руке палаточный кол, а в другой — легкую охотничью винтовку.
Они подошли к логову зла. Священник распахнул дверь и выставил перед собой распятие. Гостиная встретила их теплом и уютом. В камине потрескивали дрова, и пламя бросало отсветы на потолок. Неярко светила медная лампа, похожая на застывшую звезду. Все остальное тонуло во мраке. Джон Коул вошел в гостиную, будто ангел возмездия, и громогласно возвестил, подняв над головой распятие:
— Я пришел искоренить зло и выжечь грех. Ибо как сказал Господь, да будут прокляты поклоняющиеся тьме.
Послышался вздох. Возможно, шипящее всхлипывание. Карола сжалась в углу. У нее подкосились ноги, лицо было белым, как снежный сугроб под луной, глаза — черные лужицы ужаса. Зато губы вампирессы были ярко-красными, словно запечатлели миллион кровавых поцелуев. Руки, бледные и слабые, тщетно пытались заградиться от стены нетерпимости. Священник опустил распятие, и всхлипывание превратилось в крик отчаяния.
— За что? — прошептала она.
— Где твое исчадие, укусившее меня в ногу?
Карола была не в силах отвести глаза от нависшего над нею распятия.
— Я отнесла его… отнесла его… к бабушке.
— Так значит, вас больше, чем я думал? Может, имя вам — легион? Дьявол заботится о своем потомстве.
— Мы на грани исчезновения, — прошептала она.
Когда преподобный Коул увидел ужас в красивых глазах вампирши, его душа возликовала, а когда Карола закричала, он словно вкусил плодов радости. Схватив ее за платье, священник вначале поставил женщину на ноги, а затем поднял и разложил на столе. Он шипела и делала слабые попытки защититься, даже слепо вцепилась белыми зубками в его руку. Но на этом сопротивление Каролы прекратилось: не было ни отчаянной битвы за существование, ни взываний к темным богам. Она полностью покорилась судьбе и лежала на столе, а ее черные волосы свисали до самого пола. Казалось, ее настигло неизбежное возмездие, от которого она долго скрывалась. Священник приставил кол к ее сердцу, взял из рук скачущего от радости Вилли молоток и произнес традиционные слова:
— Так отправляйся же в ад, где тебе гореть всю вечность и еще один день. И пусть твой смердящий труп послужит пищей шакалам, и шелудивые псы будут лизать твою кровь.
Первый удар вогнал кол на три дюйма. Послышался хруст ребер. На мгновение священник в ужасе отпрянул. Боясь, как бы его решимость не ослабела, он ударил снова, и из тела Каролы хлынул ярко-красный фонтан, похожий на россыпь рубинов. Кровью забрызгало медную лампу, потолок и лицо священника. Подобно деснице судьбы, молоток ударил в третий раз. Фонтан иссяк, а под столом собралась лужа крови. Карола испустила последний вздох и застыла, словно деталь черно-белого натюрморта.
— Отрежьте ей голову, — крикнул священнику Вилли. — Обязательно отрежьте, иначе все пропадет. И чеснок затолкайте в рот.
Но преподобный Коул был занят другими мыслями. Он с ужасом обнаружил, что с ног до головы залит кровью вампирши: кровь забрызгала ему волосы, попала в глаза, испачкала всю одежду и превратила ногти на руках в красные когти. Вилли рылся в кармане куртки. Вот, я мамин хлебный нож прихватил. Полосните ей по шее.
Преподобный Коул отер рукавом глаза и стряхнул кровь с пальцев. Истинно сказано: и поведет их малое дитя. Будь я внимательнее к делам Господа, я бы догадался взять ножовку с мелким полотном.
Резать голову хлебным ножом было трудновато. Священник справился с этим лишь наполовину, когда дверь распахнулась и на пороге гостиной появился Джордж. Он находился в стадии перемены, и Вилли не сразу определил, готовится ли оборотень принять звериный облик или, наоборот, возвращается к человеческому. Силуэт Джорджа застыл на фоне освещенного луной дверного проема, в своей неподвижности не менее опасный.
Он быстро вошел в гостиную, и преподобный Коул столь же быстро отступил.
Джордж поднял на руки изуродованное тело любимой. Его глаза были полны страдания.
— Мы с ней любили друг друга. За одно это многое должно было нам проститься. Мы не боялись смерти. Что такое смерть, как не славная награда за необходимость жить? Но это…
Он указал, на торчащий палаточный кол, на полуотрезанную голову и вопросительно поглядел на священника. Тогда преподобный Коул поднял крест и, держа его перед собой, выкрикнул голосом, хриплым от праха веков:
— И сказал Господь: Я есмь альфа и омега, и Я низрину тебя в бездну, где пребудешь вечно, до скончания времен и после. Ибо ты и род твой — суть смрадные порождения зла, и всякое зло, какое сотворят тебе, будет добром в очах Моих.
Лицо Джорджа Хардкасла превратилось в каменный барельеф. Потом оно заблестело, морщины расправились, кожа покрылась шерстью, а глаза отступили в глубь глазниц. Челюсти и нос слились воедино и превратились в длинное остроконечное рыло. Оборотень бросил на пол останки жены и двинулся на ее убийцу.
— Изыди, Сатана!
Преподобный Коул выставил вперед распятие, считая его действенным оружием. Но оборотень легко переломил крест своими шерстистыми лапами. Отшвырнув обломки, он взвыл и кинулся на священника. В жирное плечо Коула вонзились острые клыки.
Под качающейся медной лампой сцепились силы добра и силы зла. Коулом и оборотнем в одинаковой степени двигали ненависть и страх. Каждый из них видел только своего врага. На мальчишку с винтовкой никто не обращал внимания. Гостиная была полна сопения и рычания, сквозь которые легкий хлопок почти не был слышен. Но результат говорил сам за себя. Оборотень закричал, потом с немым укором поглядел на сияющего Вилли, после чего рухнул на пол. Когда священник несколько пришел в себя и глянул вниз, он увидел мертвое лицо Джорджа Хардкасла. Находись преподобный Коул чуть правее границы, разделяющей рассудок и безумие, возможно, его обуяли бы ужасные сомнения.
