Может, привидение? Еще один фокус, подстроенный этим чертовым медиумом? Он не мог в это поверить. Не может быть. Пожалуй, это игра его собственного воображения. На самом деле, это такая мелочь, а вот обломок трости надо обязательно забрать.
Он открыл дверь.
То, что он увидел, превзошло наихудшие его опасения. С лицом, залитым кровью, со слипшимися роскошными волосами Салли ползала по комнате на четвереньках, распевая свои куплеты, насколько позволяла стекавшая по губам кровь. Она вовсе не умерла, но мертвой ей было бы явно лучше.
Салли опрокинула стол, но по-прежнему продолжала петь. Каллендер понял, что безнадежно изувечил ее. Его присутствия она не замечала.
Губы у него сами собой задергались, и Каллендер поднял ногу и со всей силы обрушил ботинок на шею Салли. Он услышал, как хрустнул ее позвоночник.
Ему понадобилось допить остатки джина из той бутылки, которую он взял у нее.
Забрав вторую половину своей трости, Каллендер поспешил домой, в свою кровать, где и провел следующие трое суток, стараясь убедить себя, что никуда и не выходил.
Перед высоким кирпичным домом возле ворот кладбища Всех Душ собрались трое мужчин в синем. На их цилиндрах были крупные металлические бляхи, на коротких шинелях — латунные пуговицы. На поясе у каждого висел деревянный жезл. Один из мужчин постучал жезлом в дверь.
Они ждали, а вокруг было темно и сыро. Один из них дрожал от холода.
— Здесь никого нет, — сказал он. — Нужно было приходить днем.
— Кое-кто из нас как раз днем и приходил, но никто не отозвался, как и сейчас.
— Можно взломать дверь.
— Мы всего лишь пришли получить у джентльмена некоторые сведения. Люди и так не желают обращаться в Скотленд-Ярд, не хватало нам еще заслужить репутацию взломщиков.
— Тогда постучи еще раз.
— Распоряжаться здесь буду я, — ответил тот, но все же еще раз постучал.
В одном из окон зажегся огонек.
— Мы кого-то разбудили.
— Стой тихо, а?
Дверь медленно и бесшумно открылась; на пороге появился высокий мужчина с черными усами, держа в руке черную свечу. В ее неровном свете жутко блеснул шрам, рассекавший левую половину лица.
— Добрый вечер, сэр. Надеюсь, мы вас не потревожили.
— Я уже спал, констебль. Что привело вас ко мне?
— Одна женщина, сэр. Мисс Фелиция Лэм.
— Не вижу ее с вами.
— Нет, сэр. Ее нигде не видели, вот в чем дело. Это вы — мистер Ньюкасл, сэр?
— Да, это я.
— Так вот, сэр, у нас имеются сведения, что мисс Лэм часто у вас бывала, и, поскольку она пропала, мы проводим расследование. Будем крайне признательны за любую помощь.
— Понятно. Скажите, констебль, как давно она пропала?
— Ее не было всего три дня. Сегодня воскресенье, а в последний раз ее видели в четверг вечером, за званым ужином.
— Я не видел мисс Лэм много дольше, констебль. Вы поговорили с теми, с кем она ужинала?
— С двумя из них, сэр. С ее теткой, которая в разговоре с нами упомянула вас, и с другом семьи, неким мистером Найджелом Стоуном. Третьим был ее жених, некий мистер Каллендер. Мы несколько раз приходили к его дому, но никого не могли застать.
— Возможно, они вместе сбежали.
— Да. Мы тоже об этом думали. Но зачем им убегать, они же и так помолвлены?
— Мистер Каллендер, как мне показалось, когда я его видел, чрезвычайно упрямый молодой человек.
— Нам говорили о нем то же самое. Вы с ним знакомы, сэр?
— Мы встречались дважды. И даже после столь недолгого общения у меня сложилось не самое благоприятное мнение о его характере.
— Это ваше мнение, сэр. У нас имеются сведения о том, что он сильно выпивал.
— Верно. Я могу быть вам еще чем-то полезен, констебль? Не желаете ли поискать мисс Лэм в доме?
Себастиан Ньюкасл шагнул в сторону и жестом пригласил их в темные закоулки своего жилища.
Трое из Скотленд-Ярда глянули в темноту, а потом посмотрели друг на друга.
— Что ж, сэр, — сказал их начальник. — Раз уж вы сами предлагаете, значит, нам незачем больше вас тревожить. Понятно, что скрывать вам нечего.
— То есть я могу пожелать вам доброй ночи, джентльмены? Час уже поздний.
— Вы правы, сэр. Спасибо за помощь, доброй вам ночи. Себастиан закрыл дверь и несколько мгновений стоял, и был с ним лишь огонек его свечи. Когда он понял, что полицейские уже ушли, он повернулся в глубокую темноту дома и позвал Фелицию, заранее зная, что никто не отзовется. Ночью удержать ее было невозможно: она, теряя последние силы, бродила по каменной долине, где спали мертвые.
Себастиан вышел на ночную улицу. Он рассеялся в воздухе радужной дымкой и просочился в ворота кладбища Всех Душ, где влился в густой туман, бурлящие клубы которого делали это место похожим на неведомое море, будто поглотившее все, кроме обломков вывороченных из земли деревьев и заброшенных надгробий. Пейзаж напоминал скорее место скитаний несчастных духов; кладбище будто и не находилось на зеленой планете.
Фелицию он отыскал у памятника в виде мраморного ангела. Она сидела, обхватив скульптуру бледными руками и устремив в туман взгляд своих светлых глаз.
— Тебя приходили искать трое мужчин, — сказал он.
— А ушли тоже трое?
— Поскольку они были из Скотленд-Ярда, задерживать кого-либо из них было бы неразумно.
— Полиция, — проговорила Фелиция. — Из-за меня ты лишился неприкосновенного убежища, да, Себастиан?
— Возможно, но какое это имеет значение, когда я вижу тебя в таком состоянии.
— Я такая, какой желала стать.
— Так что же, оно того стоило, увидеть, что жизнь и смерть — две стороны одной монеты, и подержать эту монету в собственных руках?
— Я многое узнала, — ответила Фелиция.
— Ты узнала больше, чем просила. А цена этой монеты — кровь.
Фелиция обхватила себя руками и устремила взор в землю.
— Я не могу, Себастиан, — сказала она.
— Но ты должна, — возразил он, — и ты обязательно это сделаешь. Жизни других должны стать твоей, и их кровь превратится в твою. Это твоя судьба, и ей никто не в силах противиться.
— А я не покорюсь ей. Клянусь. Ты, как никто другой, знаешь, кто я теперь, но, кем бы я ни была, кровью я себя не запятнала. Я не стану обагрять ею свою душу.
Себастиан отвернулся от нее. Она поднялась и взяла его за руку.
— Я сказала это не в упрек тебе, — проговорила она.
— Тогда мне остается самому себя упрекать. Как ты сказала, я знаю, во что ты превратишься. Ты ослабеешь, а жажда будет становиться все сильнее, и наконец ты сама превратишься в жажду. Ты же видела, как недолго я продержался, я, который так хотел устоять перед тобой.
