Настя сурово взглянула на Ивана, по-докторски насупила брови:
— Чё тут расселся, будто Леда у Зевса на яйцах?!! Ать-два, бегом марш докладывать об успехе всем нашим и приглашать к нам на семейный обед к семи пополудни!
Патрик и Манька в Риме ждут не дождутся хороших новостей, ясен пень.
Прасковья твоя на орбите геосинхронно дергается. Ей наши наземные часовые пояса вагинально в глубокую эклиптику. Зато рыцаря Филиппа в добром здравии она жаждала увидеть побольше тебя и меня вместе взятых.
Викуся в Кёниге вся издергалась. Контору свою научную вверх дном переворачивает, от моря до моря сотрудников на уши и на ковер трехмерно ставит.
Про остальных, кто нам сегодня нужен, смотри не позабудь, раззява! Не то я тебе, мой Ванечка, завтра поутряни такой прошмандец закачу оздоровительный, ой пожалеешь, что мужчинкой родился.
Проваливай, да побыстрее…Ты меня знаешь, голубчик предстательный, два яичка в мешочек…
— Знаю, Настасья Ярославна, — коротко отозвался рыцарь Иван.
Он терпеливо, привычно выслушал арматорские образные тирады кавалерственной дамы и едва это стало возможным немедленно ретировался. С места не провалился, но мгновенно исчез, оставив Настю и Филиппа вдвоем.
«…Настя — дама-зелот девятого круга посвящения, самая молодая из клеротов и мастеров-арматоров в орденских конгрегациях Востока и Запада…
Теургическое оружие — тот же Вальтер Вальс и кавалерственный клинок Матарон, некогда принадлежавший даме-зелоту Веронике…
Неужто Ника?!!»
Филипп поднялся с каменной скамьи, установил аудиовизуальную защиту, наглухо закрыв себя и Настю. И оба они не смогли удержать навернувшихся слез, порывисто обнявшись…
— …Ника ушла от мира, когда потеряла Руперта, навсегда затворилась в убежище. Она барона Ирлихта по-настоящему крепко-крепко любила. Разделила с мужем судьбу и воздаяние…
Матарон она мне вот завещала. Мое давнее неофитское видение вот-таки оказалось печально пророческим, Фил.
— Давай без суеверий, Настасья, — овладел собой Филипп. — Как Руперт погиб?
— В официальном заключении фигурирует фатальная руководящая ошибка рыцаря-адепта Руперта Ирлихта фон Коринта в тригональном ритуале при посвящении в дамы-зелоты одной тупой и уродливой неофитки. Между тем все уверены: это ему ретрибутивность за ускоренный переход в ранг адепта и неимоверную удачливость в течение многих лет.
— По-твоему он ничего не предусмотрел, не предвосхитил? Может, его надолго выкинуло в безвременье, как меня или Рандольфо?
— Эх кабы так! Но генетический анализ фрагментов тел, найденных на месте катастрофы, неопровержимо доказывает — никто из участников того злосчастного ритуала не выжил.
Асилум рыцаря Руперта также прекратил свое сверхрациональное влияние на нашу метрику пространства-времени. Предопределенно коллапсировал постмортем.
Ника в ту пору троих наших младенчиков вскармливала. Она от мира навеки ушла, а я и обе моих кормящих дойки за нее трудиться остались.
— Третье чадо от Суончеров? — потребовал подтверждения Филипп.
— Ну да. Маньке и мне Патрик об этом сказал только после несчастья с Рупертом и Никой. И Уильяма-Вильгельма харизматическим сыном публично признал.
«На тебе и плюралистическая репродуктивная проблемка! Ну дела с тройняшками!..
В царствии Твоем помяни, Господи, бессмертную душу рабы Твоей, доблестной и праведной жены Вероники… Твоя Твоих Тебе приносящих…»
— Пошли домой, Фил. По чашке кофе выпьем. Или чем-нибудь покрепче Нику с Рупертом вспомянем…
Система перемещения в нашем орденском периметре такая же, как и в замке Коринт. Представь прихожую в той нашей двухкомнатной квартирке…
— Как скажешь, жена моя. Ты здесь у нас хозяйка.
Очутившись, так сказать, дома, в привычной и знакомой прихожей, Филипп машинально разулся, сунул ноги в домашние тапочки, очень похожие на те старые, из давних-недавних времен. И только потом поразился тому, насколько точно Настя воспроизвела их прежнюю обстановку.
В гостиной почти та же мебель. Правда, монитора у стены он не увидел. Но дареная друзьями икона Неупиваемая чаша, очевидно, та же самая. И тот же образ Спаса Гневного в спальне рядом с транзитным квадратом доступа в его асилум, тоже уже адаптировавшийся к иному пространству-времени.
«Сорок лет спустя, из рака ноги! Не разбери-поймешь: то ли осанну благостно возглашать, то ли анафему изрыгать во гневе…»
На кухне Филипп не обнаружил старого настенного телевизора. «Чего нет, то и отсутствует, аллилуйя…»
Затем поздоровался за руку с тем, кого он определенно рассчитывал увидеть в домашнем окружении. Представила их друг другу Настя, ни на шаг не отстававшая от мужа.
Рыцарь Филипп ничего не имел против того, чтобы дама Анастасия действовала по ее собственному арматорскому плану, постепенно, истинно грамматически вводя его из свершившегося прошлого в продолженное будущее:
— Извольте любить друг друга и жаловать, милостивые государи.
Филипп Олегович, батюшка, честь по чести рекомендую вам его превосходительство дивизионного генерала Никона Ирнеева-Ирлихта фон Коринта, регионального командующего миротворческими силами объединенных филантропов.
Широкоплечий кареглазый блондин, один к одному похожий на Настю, вытянулся в струнку, щелкнул каблуками и только затем пожал протянутую отцовскую руку.
— Титулованный сквайр пятого ранга Никон к вашим услугам, рыцарь.
На военную выправку нисколько не повлиял кухмистерский вид генерала, сберегающего честь мундира под красным фартуком, расшитом белыми петухами.
— Уж не взыщите по-родительски, отец Филипп. Распорядился я самоуправно на вашей с матерью поварне.
Кофе, между прочим, для вас готов, родные мои. Подать в гостиную аль на кухне по-домашнему присядете?
— Чего там церемониться, сын? Давай здесь засядем, — еще раз почувствовал себя дома Филипп. — Пончики, чую, с корицей и арахисом. Что ж, отведаем…
Представьте, судари мои, какая странная история со мной приключилась! Сорок лет, знаете ли, ничего не ел. Оттого проголодался, поиздержался, отощал, спасу нет…
— 3-
— Вот что, Никишка, кофейку мы сами себе нальем. А ты дуй в мемориальную родительскую спаленку. Тамотка на кровати лежит маленький и новенький модульный системник для батюшки твоего Фил Олегыча.
Не в службу, а в дружбу, свяжись, голубчик, с Ванькой. Слей от него тот файлик исторический, дифирамбический и панегирический, персонально для Фила. Отцу-батюшке нашему предстоит ой много чего любопытного узнать о том, что было, и чего вовсе не произошло. Пускай оно и намечалось, предполагалось…
