– Фу, как смердит, – машет у себя перед носом херувим.
Дэн вновь хватает Илью за руку и тянет его к себе. Поддавшись, тело его, вытянутое, как по струнке, начинает медленно подниматься из ямы. Но затем кисть его вновь выскальзывает из белой перчатки Дэна, и Муромский вновь обрушивается в яму.
– Так его не поднимешь, – качает головой Микки. – Это надо делать с молитвой.
Он хватает Муромского не за пальцы, а выше – за запястье. Крепко удерживая его так называемой «львиной хваткой», он осторожно поднимает его из могилы.
– Именем господа, восстань из мёртвых! – восклицает он.
Не открывая глаз и не подавая признаков жизни, Илья встаёт перед ним на вытянутых ногах, как оловянный солдат.
– Во имя бога стань живым! – вновь восклицает Микки.
Тело Муромского неожиданно вздрагивает, и он открывает глаза.
– Ты был во тьме, а теперь пришёл к свету, – торжественно объявляет херувим.
Приставив ногу к его ноге, прикоснувшись коленом к его колену, прижавшись грудью к его груди, Микки обнимает Илью и, похлопав рукой по его спине, шепчет ему в ухо:
– Махабон.
Муромский удивлённо смотрит на него.
– Что?
– Отныне ты строитель.
Илья недоумённо смотрит на него.
– Просвети его, – кивает херувим аспиду.
– Теперь ты в рядах тех, кто строит новый мир, – объясняет Дэн Илье. – Всё, что делается в этом мире, всё исходит от нас. А что не исходит от нас, всё равно нами контролируется и направляется.
– Сними с него верёвку! – кивает ему Микки. – Он связан теперь с нами более тесными узами.
Дэн снимает с него удавку.
– Запомни! Отныне ты подчиняешься лишь ему, – внушительно произносит Дэн, поднимая брови кверху, – и больше никому.
Илья растирает себе рукой шею.
– А теперь клянись перед его лицом, – продолжает аспид, – никому не выдавать эту тайну. В противном случае тебе будет перерезано горло, выколоты глаза, проколота грудь, вырвано сердце, внутренности сожжены, превращены в пепел и брошены на дно морское или развеяны по ветру на все четыре стороны, чтобы о тебе и памяти не осталось среди людей.
– Никому я клясться не буду, – отвечает Илья.
– Твоё право, – говорит Дэн и ту же секунду стекает вниз на землю, обращаясь в аспида.
Сверх-Змей мгновенно обвивает в шесть колец тело Муромского с ног до головы. Тот от испуга выставляет руки в стороны и становится похожим на живой крест, обвитый змеёй. Подняв голову над плечом Ильи, аспид широко открывает рот и неожиданно впивается зубами в его шею.
– Ты что ж это делаешь, змея подколодная? – с негодованием бросается к аспиду херувим.
Аспид с явным неудовольствием отстраняется и, закрыв пасть, выстреливает из неё длинный, раздвоенный на конце язык. На шее Ильи отчётливо видны прокусы, из которых пульсируя, вытекает кровь.
– Опять принялся за старое? – подступает ближе Микки.
Дэн лишь усмехается ему в ответ.
– Красной крови захотел, змей поганый?
Микки с быстротой молнии возносит над головой своей пламенный меч и со всей силы вонзает остриё его в тело аспида.
– Ты чего, офигел? – взвивается аспид от боли. – Не пил я его кровь.
Микки выдёргивает меч, аспид тут же оставляет Муромского, сползая с него, и принимается зализывать языком рану, из которой хлыщет кровь. Илья с ужасом и недоумением смотрит на то, что кровь эта голубая.
– А что ж ты тогда делал? – обескуражено спрашивает он, зажимая рукой шею.
– Я тебя просто укусил, – ухмыляется во всю свою широченную пасть аспид.
– Вот, гад! – в сердцах произносит Муромский.
– Ну зачем так плохо думать обо мне? – мягко добавляет аспид. – Ведь укусив тебя, я, тем самым, сделал тебе честь.
– Сделал мне честь? – недоумевает Илья.
– Ну, да. Я ведь кусаю не всех вас, скотов. А только избранных. К счастью, ты прошёл наш фейс-контроль. – Он говорит так, что Муромскому непонятно, в шутку он говорит или всерьёз. – Ведь всех ослов не перекусаешь. Абсолютное большинство мы отравляем совсем иначе. Причём ослы даже не догадываются об этом. Они даже получают от этого кайф.
– Как же это?
– Очень просто. С помощью табака, бухла и прочей наркоты. Всего того, против чего ты собрался воевать. А теперь, к счастью, не сможешь.
– Это почему ещё?
– Да потому, что теперь ты отравлен мной на всю свою оставшуюся жизнь. Всё! Можешь идти.
Муромского не верит своим ушам.
– Я что, свободен?
– Нет, ты не свободен, – отвечает ему аспид, зализывая рану. – Теперь ты наш.
Он переводит взгляд на Микки, и тот согласно кивает ему.
– Что значит ваш? – недоумевает Муромский.
– Ты стал одним из нас. Теперь ненависть к свиньям у тебя в крови. Ты стал иным.
– Иным?
– Да, – подтверждает Дэн, вновь неожиданно вернув себе человеческое подобие. – Иным среди своих. Теперь в бригаде чистильщиков ты наши глаза и уши…
– Иди! – говорит ему и Микки. – Когда понадобишься, мы тебя позовём.
Муромский уходит прочь, не оглядываясь, и, подобрав по пути брошенную кроссовку «Найк», поспешно выбирается из высохшего озера. Не желая задерживаться даже на секунду, он с кроссовкой в руке садится на велосипед и уезжает. Логотип «Найка» чем-то напоминает ему змею.
10. Здесь пропала моя дочь
В семи разных местах на земле находятся семь врат ада. Известно, что одни из них находятся на Лысой горе, но где именно, не знает никто.
Многие из тех, кто посещает Гору, почему-то считают, что врата эти расположены там, где стоят сейчас чуры Перуна. Язычники всегда устанавливали свои капища в местах силы.
Родноверы, в свою очередь показывают пальцем на Мертвецкую рощу. Якобы там, где ведьмы водят свои хороводы вокруг Змиева дуба, и размещается тот самый вход в пекло.
Ведьмы, в свою очередь, кивают головой на Ведьмин яр, все склоны которого, как вороньём, усыпаны готами и блэк-металлистами в выходные дни.
Те дьявольским хохотом дружно смеются над таким предположением и в свою очередь указывают «рожками» на толкинистов, которые любят собираться на Главной поляне возле памятного камня.
Толкинисты лишь лениво отмахиваются и, в свою очередь, отправляют всех к сгоревшей пожарной части, все стены которой исписаны страшными надписями. По их мнению, именно оттуда исходит всё зло.
Из этой заброшенной пожарной части и доносятся сейчас надрывные тревожные крики, словно кто-то зовёт кого-то.
– Зоя! Зоя! – безутешно зовёт мать своего ребёнка.
Женщина в красном сарафане проходит мимо полуразрушенного одноэтажного строения. Внутри его на земле, усыпанной битым кирпичом и битыми бутылками, использованными шприцами и презервативами, вкривь и вкось валяются чёрные обугленные балки.
