Клянусь, что не помню!
Ну, хорошо, хорошо. Так вот, поднявшись на скалу, вы принялись спорить. Шедший за вами человек первых слов не расслышал, но потом разобрал что-то про предательство. Может быть, будь ты чуть терпимее и веди себя не столь заносчиво, Оле и поостыл бы, а так… Рассмеявшись ему в лицо, ты отвернулся к морю, наверняка не ожидая подвоха, но тот, видя, что ты стоишь почти на самом краю обрыва, не смог совладать со своей вскипевшей кровью и бросился на тебя с явным намерением столкнуть вниз. Тот, кто наблюдал за вами из-за пригорка, вскрикнул от ужаса и ты, в последний момент обернувшись, попытался отпрыгнуть в сторону. Однако было уже поздно: Оле толкнул тебя, и единственное, что ты успел сделать – схватить его за рукав куртки, увлекая за собой в бездну. А она, рыдая, побежала за помощью, хотя и понимала, что сделать уже ничего нельзя…
Постой-постой! Кто – она?
Ах ты, Боже мой… Та, которая все это время наблюдала за вами, кусая губы и… локти. Моя дочь. Йонка.
Ах, вот оно что! Выходит, Мириам и есть та самая мечтательница, грезящая о благах Графства! Откуда ж она, простите, знает о нем? И за что ее так не любил мой умерший дед? Нет-нет, господа хорошие! Все не так просто, как она пытается мне представить, и вовсе не по доброте душевной пришла она сюда!
Ну, и что же произошло потом? Как мне удалось отделаться испугом?
Всему есть объяснение, Ульф, поверь уж мне! в глазах ее мелькнул лукавый огонек и тут же погас. Когда вас спустя четверть часа выловили рыбаки, Оле был мертв – расшибся о камни, ты же едва дышал. Кстати, напрасно ты думаешь, что отделался одним лишь испугом… Ты уже заглядывал к себе под одеяло?
Ледяная струна напряглась у меня в позвоночнике, и в животе отвратительно заныло. Что там еще у меня может быть? Потянув за край, я стянул одеяло и оторопел: моя правая нога была запакована в огромную гипсовую повязку, не позволявшую мне шелохнуть ею, на месте же левой – О, Боги! – красовалась культя, конец которой был тщательно забинтован. Я не мог поверить своим глазам – с четырнадцати лет я обречен на существование жалкого калеки! Мне не бегать больше по дюнам, не получить профессии, меня будут жалеть, насмехаясь, а в жены мне достанется глухонемая корявая бедняжка, да и то, если повезет… Я проклял свою судьбу и позавидовал участи Оле, который лежит себе сейчас в земле и в ус не дует.
Ну-ну, ну-ну, тихонько приговаривала Мириам, склонившись надо мной и наблюдая мои душевные терзания. – Не отчаивайся, так уж вышло… Я слышала, сейчас искусственные ноги и руки делают, протезами зовутся… Ты должен быть благодарен судьбе и деду, из Графства нельзя выбраться невредимым…
Что?! Откуда ты знаешь? Причем тут дед? Кто ты? заорал я на Мириам диким голосом, на который тут же сбежались охающие сиделки.
Мириам быстро поднялась и собралась уходить. На прощание она коснулась моего плеча и шепнула:
Когда поправишься, мы вернемся к этому разговору. Не знаю, обрадует ли он тебя, но кое-что интересное я тебе расскажу…
За ней закрылась дверь, и я, захлебываясь в океане отчаяния, остался наедине с монашками и своими тяжелыми мыслями.
XI
Во время моего выздоровления ко мне зашел дедов поверенный и сообщил, что все свое имущество, состоящее, помимо дома в дюнах, в солидной доле нордхаузенской верфи да кое-какой недвижимости в столице, дед оставил мне, переписав завещание буквально накануне своей гибели, а опекуншей сего состояния вплоть до моего совершеннолетия назначил Мириам. Мне стало отчасти понятно, почему она решила проявить участие и навестила меня здесь, однако же оставалось еще много неясностей, и я не собирался сидеть сложа руки.
Узнав о решении деда, разочарованный отец мой даже не дал себе труда появиться в Нордхаузене, ограничившись сухими поздравлениями, которые он прислал мне письмом. По правде сказать, меня не очень расстроило его поведение, гораздо более тягостным было бы для меня видеть его кислую физиономию и выслушивать плоские соболезнования по поводу моей утраченной ноги.
Надо сказать, что с мыслью о физическом увечье я мало-помалу свыкся, и оно не казалось мне вскоре настолько уж судьбоносным. В конце концов, в мире полно людей, находящихся в еще более плачевном положении, я же, по крайней мере, сохранил ясность рассудка, а благодаря дедову наследству смог заказать прекрасный по тем временам протез, который вскоре стал воспринимать как часть моего тела.
Молодость и жизнелюбие сделали свое дело – здоровье мое быстро шло на поправку, и уже через несколько недель я смог подняться на ногу и сделать с помощью протеза первые неверные шаги. Обрадованные сиделки не могли нарадоваться, глядя на мои успехи, доктор одобрительно хмыкал в усы, а навещавшая меня время от времени Мириам не обращалась уж со мной, как с неразумным ребенком, а говорила толково и по делу, в особенности когда это касалось финансов, азам управления которыми меня обучили в школе для будущих наследников. Однажды я заметил в дверях и Йонку, однако разговора не получилось – слишком сильны и болезненны были еще воспоминания о том, во что вылилось наше с ней знакомство. Мы просто смотрели друг на друга некоторое время, после чего я отвернулся, а она ушла. Мириам, наблюдавшая за этой сценой, ничего не сказала, лишь вздохнула и чуть нахмурилась.
Наконец пришло время, когда я смог покинуть больницу. Сестры милосердия – мои добрые монашки – плакали и напутствовали меня от всего сердца, врачебный счет был оплачен, и впереди меня ждало какое-то будущее. С протезом я обращался достаточно ловко, а легкая хромота лишь придавала мне шарма. О возвращении в школу в этом году нечего было и думать, поэтому я решил поселиться в дедовом, точнее сказать, моем наследном доме и провести остаток года в молчаливом самокопании да беседах с Мириам, с которой успел подружиться. Я рассудил, что пауза эта пойдет на пользу и моему здоровью, поскольку для длительных путешествий и городской суеты я все же еще недостаточно окреп.
Наводя в доме порядок, я обнаружил в секретере деда кучу бумаг, большей частью деловых, но и личных. То была переписка старика с младшим сыном – моим отцом, а также с несколькими, живущими в разных уголках планеты, персонажами, которых я впоследствии смог определить как мастеров оккультных наук, в просторечии зачастую именуемых колдунами. Мне стало понятно, каким образом дед приобрел такую странную репутации в поселке, а также его регулярные посещения кладбища – какой же маг обходится без этого? Однако подробное изучение документов я решил отложить на потом, первым же делом мне хотелось послушать историю, которую обещала рассказать Мириам. Она ничего не имела против, предложив поговорить по дороге на кладбище – могилы деда и Оле мне так или иначе следовало посетить.
