— Ты бы уписался от смеха, — хмыкнул я. — Мне интереснее, что там увидел наш друг Соловый.
Тень колыхалась ещё какое-то время, как бы в ожидании, что кто-нибудь всё-таки искусится созданными ею видениями, но потом пропала с лестницы.
— Проклятье, во что мы влипли? — прошептал Второй.
Я старательно оттирал с камзола блевотину. Надо признать, треклятый близнец взгрел меня беспощадно.
— В говно, — ответил я и в очередной раз в этих подземельях почувствовал страх. — В полное говно, сынок.
— Выведешь нас отсюда, Мордимер, правда? — у Первого глаза были как блюдца. — Я ещё не хочу умирать! Прошу тебя, Мордимер!
Смертух схватил Первого за плечи и стукнул его башкой о стену. Несильно, но достаточно, чтобы близнец пришёл в себя. Что-то тут было, что-то, что вызвало у Первого такой панический страх. То же самое, что показало мне луг и девушку. Поскольку Первый не из пугливых. Он всегда был осторожным, но не паниковал. А тут вёл себя, как девица перед первым перепихом.
— А ты что, хотел бы жить вечно? — засмеялся я, глядя ему в глаза. — Не с нашей работой, близнец! Идём, — приказал я и ступил на лестницу.
Ступени были липкими, такими липкими, что идя, я с трудом отклеивал подошвы. Паскудство.
— Ну чё там, ну? — услышал я сзади голос Второго.
— Спокойно, парни, — сказал я, остановившись на верхней площадке, и осмотрелся вокруг. — Кого хочешь, выбирай, — добавил я, так как дальше вели четыре коридора.
Я сел на камни.
— Минута отдыха, — распорядился я и глотнул из бурдюка, а потом передал его ребятам.
Смертух выругался, потому что пил последним и ему осталось немного. Он бросил пустой бурдюк за себя, и ёмкость с шумом отскочила от лестницы. Ну и эхо носилось в этих стенах! Я тут же представил себе, что Эля Карране и её спутники с интересом наблюдают за нами и бьются об заклад, как далеко мы дойдём. Может мы были лишь пешками, передвигающимися по полной ловушек шахматной доске? Скорее, нет, просто у меня слишком буйное воображение. Но может это и к лучшему, ибо люди, лишённые воображения, пребывают сейчас в том самом месте, что и Вырвальд Соловый и его приятели.
— Пойдём на север, — решил Смертух, а я не собирался с ним спорить.
Смертух знает, о чём говорит, но по мне, северный коридор выглядел отвратительно. Стены его были выложены кроваво-красными кирпичами. Вдобавок, в нём что-то двигалось. Дрожало, как горячий воздух над костром. Но мы пошли. Казалось, стены колышутся, сжимаясь и расширяясь, как бы лениво раздумывая, раздавить ли нас, или же ещё подождать. Коридор извивался то туда, то сюда, изгибался под какими-то неожиданными углами, крутился вокруг себя.
— Ты точно думал об этом пути? — спросил я Смертуха, но он даже не соизволил ответить.
А сразу потом я почувствовал умертвий. Когда-то, будучи ещё ребёнком, я думал, что каждый человек их чувствует, ибо этот запах столь пронзительный, столь резкий — прямо-таки до боли. Но потом оказалось, что большинство людей понятия не имеет, о чём я говорю. Умертвия были здесь, я знал о том, что они таятся буквально в шаге от нас. Поэтому я начал молиться своему Ангелу-хранителю и надеялся, что он соблаговолит услышать эту молитву. Понятно, могло случиться так, что Ангел-хранитель выслушает молитву, но покажет себя хуже той опасности, что перед нами. Мог счесть, что я не уважаю его, взывая по такому пустому делу, а Ангелы больше всего не переносили неуважения. Поверьте мне, разгневанный Ангел хуже, чем все ваши самые страшные кошмары. Ведь неисповедимы пути, которыми следуют помыслы Ангелов.
Я увидел бледное, как полотно, лицо Первого. Он знал, в каком случае я начинаю молиться Ангелу, и знал, какими могут быть последствия этой молитвы. Но с умертвиями мы не могли тягаться в одиночку. Не здесь и не сейчас. Без святых мощей, благословений и чистоты сердца. Ибо, видите ли, с чистотой сердца у некоторых из нас были проблемы… Однако запах вроде уменьшился. Умертвия колебались. Молитва их не отпугнула, но они знали, что могут иметь дело с моим Ангелом. А это было бы для них ужаснее всего. Он бы послал их на самое дно адской бездны, где печальное полу-существование на Земле показалось бы истинным раем. Откуда умертвиям знать, что мой Ангел не слишком готов помочь? Я предполагал в душе, что Он мог быть таким же сукиным сыном, как и я, и старался не злоупотреблять Его терпением.
Я погрузился в молитву. Слова текли из меня светлым, прозрачным потоком. Я представлял себе, что так, по-видимому, молился наш Господь, пока не сошёл с Креста и не покарал грешников мечом и страданиями[54]. Наконец, я почувствовал, что умертвия уходят. Они отказались от охоты, и только ещё минуту у меня в мозгу кружились их боль и тоска по утраченной жизни.
Я никогда не понимал, кем могут быть умертвия, и почему они не познали счастья Небес или огня адской бездны, а лишь скитаются по земле. Не раз и не два я читал споры теологов на эту тему, но ни одно из объяснений не поразило моего воображения. Впрочем, мы, инквизиторы, не для того, чтобы мыслить. В конце концов, мы люди действия и оставляем другим возможность доказать в теории обоснованность именно этих действий. В любом случае, против умертвий не было действенной защиты. Если только не шли против них вооружёнными мощами и благословениями, но и это не всегда помогало. Какое счастье, что умертвия держались только забытых Богом и людьми мест, таких как Саревальд. Их никогда не видывали в местах, где они могли быть легко замечены. Может именно это одиночество давало им силу? Кто знает?
Когда я почувствовал умертвий, то понял уже практически всё. Я догадался, зачем прекрасная Эля и её спутники спускаются в подземелья Саревальда, знал почти со стопроцентной уверенностью, что они несли в тяжелом узле. И признаюсь вам, всякие угрызения совести, какие могли быть у вашего покорного слуги, испарились в мгновение ока. Сейчас я уже знал, что совмещу приятное от зарабатывания денег Ракшилеля с долгом инквизитора. Это была утешительная мысль, ибо я всё-таки чувствовал неприятный осадок, служа тупому мяснику с набитой золотом мошной. Таков уж наш мир, в котором люди благородные, честные и руководствующие порывами сердца (из скромности умолчу, кого имею в виду) бедствуют, а всякие негодяи, мошенники и лицемеры загребают деньги лопатой. Единственно, что меня могло утешить, так это слова Писания, которые гласили, что «легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому войти в Царствие Небесное».
— Мы почти на месте, — угрюмо сообщил Смертух. — Где-то тут они все… — он ненадолго замолчал и добавил, — недалеко от нас.
