Дознаватель и до этого-то был весьма бледен, а тут побледнел еще сильнее. Его взгляд нервно забегал.
— Хоть ты и не по своей воле за предел сбежала, а все одно — под закон попадаешь! — выдал он, наконец. — Да и смуты от тебя, чую, много будет, если мер своевременно не принять. Да и вообще, слишком много вас, ведьм, развелось, — он криво ухмыльнулся.
Лена видела его иглозубый оскал, видела неприязнь в его неестественно белесых глазах, но и это больше не волновало ее. Ей казалось, что грифон высосал из нее всю жизнь и, по сути, она уже мертва. А может, ее душа осталась где-то там, за красной пеленой, с безумной старухой и мечущимся в огне человеком.
Дознаватель вновь положил руку на грифона. Лена в ужасе отшатнулась назад. Второй раз этой пытки она не выдержит! Но бронзовое чудовище лишь широко раскрыло клюв, а звук раздался откуда-то из-за двери — зловещий хриплый клекот.
Вскоре в кабинет вошел еще один человек. Или не человек. Она даже не подняла глаз, когда он остановился возле нее.
— Проведенное дознание полностью подтвердило вину, — кивнул дознаватель. — Приступайте. Я сейчас же подготовлю все сопроводительные документы.
Над головой у Лены раздалось бормотание. И с каждым словом, она все больше и больше теряла нить происходящего. Реальность расплывалась туманом. Остался лишь тихий монотонный голос, который безжалостно вгрызался в сознание.
Острая боль обожгла ее лоб. Лена закричала, и в тот же миг туман расселся. Она вновь отчетливо видела кабинет, синюшного дознавателя и какого-то человека, чью сгорбленную фигуру целиком укутывал черный плащ, а лицо скрывалось под капюшоном.
Она провела рукой по лбу, но против ожиданий никакой раны там не было. Зато появилось странное чувство, как будто ее тело опутывают невидимые и неосязаемые путы, которые сковывают любое движение. Боль вытеснила на время усталость и равнодушие, но теперь они вновь овладели ей.
— Уводите ее, — бросил дознаватель, протягивая какие-то бумаги человеку в плаще.
Екатерина Францевна Хесслер оказалась владелицей борделя в Апраксином переулке. Антон это понял сразу, как только вошел в ее дом. Вся обстановка здесь просто «кричала» об этом. Картины на стенах, весьма скабрезного содержания, бронзовые подсвечники в виде обнаженных женщин, скульптурные группы с одним единственным сюжетом — «сатир и нимфа». Так, собственно, и называлось это заведение — «СатирЪ и Нимфа», о чем гласила надпись при входе, подсвеченная тусклым масляным фонарем.
Хозяйка провела его по первому этажу, показав кухню и прочие подсобные помещения, указала чулан, набитый швабрами, ветошью, нехитрыми инструментами и прочим хозяйственным скарбом, среди которого ему и предстояло жить, и оставила в покое до завтрашнего утра.
Совершенно обессиленный, Антон пристроился на какой-то грязной подстилке, свернулся калачиком и попытался уснуть, но сон никак не шел к нему. В голове проносились события прошедшего дня, а так же он тщетно пытался вспомнить, что же предшествовало этому.
«Я здесь, в этом чертовом мире, Владимир Анатольевич тоже здесь, вдобавок еще и мертвый… стало быть, и Лена вполне могла оказаться здесь», — как ни старался, Антон никак не мог вспомнить, провожал ли он Лену домой. Он помнил лишь, что обещал ее проводить. А дальше… все как в тумане. «Точно! Туман! Там был туман!» — подскочив, Антон здорово приложился головой о какую-то полку, которую не заметил в темноте.
— Ну же! Вспоминай! — от возбуждения, он заговорил сам с собой. — Откуда взялся чертов туман? Из двери. Точно! Там была потайная железная дверь, в камине!
Антон уже не мог спать. Он уселся, достал из кармана несколько желудей и принялся их жевать, не решаясь ночью пойти на кухню за чем-нибудь более съедобным.
«Возможно, через эту дверь, я и попал сюда. Тогда, можно предположить, что точно так же смогу вернуться и обратно… Но вдруг Лена тоже здесь? Надо найти ее! Завтра же отправлюсь на поиски, а заодно разузнаю, можно ли подобраться к этой двери».
Этой ночью спал Антон плохо, тревожно. Его преследовали кошмары. За ним все время кто-то гнался, а он убегал. Продирался через темные заросли, потом бежал по жуткому, совершенно нереальному мосту, где в мостовой то и дело встречались темнеющие провалы, похожие на пасти, порой они даже жадно клацали острыми каменными зубами. Затем он уже шарахался по незнакомым городским закоулкам. Потом, оказавшись в темном тупике — обернулся и, наконец, увидел своего преследователя. Жуткое существо, голова, чуть меньше человеческой, со слюнявым свинским пятаком, светящимися красным глазами и большими клыками, а тела почти и нет. Прямо из головы растут тоненькие ножки с копытцами, слегка согнутые в трех суставах, как у сатира, да маленькие ручки. Существо поклонилось и представилось:
— Хрёпл Иван Андреевич!
И голос его был таким пронзительным и нечеловеческим, что Антон проснулся весь в холодном поту и дрожал еще некоторое время.
День обещал быть пасмурным. Серый утренний свет робко заглядывал в те окна, что не были прикрыты ставнями. С крыши капало.
Антон надел свою рваную куртку, отметив, что за ночь она так и не просохла, и собрался покинуть гостеприимный дом Екатерины Францевны и направиться на Фонтанку, к тому злополучному месту, где, судя по всему, и начались его злоключения.
Он прокрался к входу и осторожно потянул за дверную ручку. Чуть скрипнув, дверь отворилась. Почему-то, этот тихий скрип, прозвучавший в полной тишине, напугал его. В нем Антону почудилось дурное предзнаменование. Да и совесть проснулась. Нехорошо получается, старушка — добрая душа, помогла ему, от смерти спасла, а он никак не отблагодарил, мало того, подписал договор с ней вчера какой-то, исправно работать пообещал…
— Эх, простите меня, Екатерина Францевна, но я вынужден вас покинуть! Спасибо за все! — он открыл нараспашку дверь и шагнул в утреннюю серость маленького унылого дворика.
Но не тут-то было. Словно упругая невидимая стена отбросила его назад. Антон лежал на полу, благо, падение смягчила ковровая дорожка, и оторопело глядел перед собой.
— Чертовщина какая! — он поднялся, потирая ушибленный кобчик.
Дверь по-прежнему оставалась открытой. За ней — мокрый дворик, темные деревья с каплями на голых ветках, булыжная мостовая, стена дома напротив, глухая, без окон… даже утренней прохладой оттуда потянуло.
Антон медленно подошел и снова попробовал выйти. Ни в какую! Даже руку наружу не высунуть!
В смятении, он побежал на кухню, черный ход из которой выходил прямо под арку. Проходя мимо, он схватил со стола и сунул за пазуху пол краюхи черного ржаного хлеба, в очередной раз, но уже со злобной усмешкой поблагодарив старушку за гостеприимство.
