Он глубоко вздохнул: после тринадцати лет молчания он наконец рассказал эту историю, и кому! Филиппу Норту! Но сейчас не было времени размышлять над абсурдностью ситуации. Нужно было добиться своего.
– Так что советую тебе, если не уговоришь Поппи повидаться со мной, убедись, по крайней мере, что ей после смерти не будут делать вскрытие и бальзамирование. Ты же не хочешь, чтобы она разгуливала без внутренних органов. А еще приготовь осиновый кол на тот случай, если не сможешь больше выносить ее вида.
Жалость исчезла из глаз Фила. Его губы вытянулись в тонкую дрожащую линию.
– Мы не допустим, чтобы она превратилась в… ходячий труп. Или в вампира. Я понимаю, что тебе жаль твоей мисс Эммы, но это ничего не меняет.
– Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать. Но терпение Фила иссякло. Он лишь качал головой.
– Держись подальше от моей сестры, – сказал он. – Это все, о чем я тебя прошу. Сделаешь, как я говорю, я оставлю тебя в покое, если нет…
– Что тогда?
– Тогда я расскажу всем в Эль Камино, кто ты на самом деле. Я подниму на ноги полицию, мэра, я буду кричать об этом на всех углах.
Джеймс почувствовал, как у него холодеют руки. Фил не понимал, что теперь он просто обязан убить его. Любой смертный, проникший в тайны Царства Ночи, должен умереть, а смертный, который угрожает рассказать о них всем и каждому, должен погибнуть немедленно. Здесь нет места сомнениям, нет места милосердию.
Джеймс вдруг почувствовал сильную усталость, мысли у него в голове путались.
– Убирайся отсюда, Фил, – произнес он вялым бесцветным голосом. – Да поживее. Если ты действительно хочешь защитить Поппи, то никому ничего не скажешь, потому что они расследуют это дело и поймут, что Поппи тоже знает о существовании Царства Ночи. Они убьют ее… после допроса. Как видишь, ничего хорошего.
– Кто «они»? Твои родители?
– Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех, кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держи рот на замке.
Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся и направился к своей машине.
Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным. Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большая опасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не знал только одного: Джеймс был с ним полностью согласен.
По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквенным соком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последние два дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашалась что-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, – это всегда было что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы в супермаркете. Он.почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнее время, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, что с ней происходит?
Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. Теперь Поппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной. Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словно светились диким огнем.
Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку, которая постоянно присматривала бы за Поппи.
Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства. Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.
– Не понравилась дикая вишня? – спросил Фил, подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.
Еще глоток, и она поставила банку, с консервированной вишней на столик рядом с кроватью.
– Не знаю… Вообще-то я не голодна, – сказала она, откидываясь на подушки, – извини, что зря гоняла тебя в магазин.
– Да что ты, ерунда.
«Боже, она выглядит совсем больной», – подумал Фил.
– Может, хочешь еще чего-нибудь?
Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое, едва уловимое.
– Ты замечательный, ты очень хороший брат, – рассеянно проговорила она.
«Она всегда была такой живой, – думал Фил. – Отец называл ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»
– Я сегодня видел Джеймса Расмуссена. Казалось, эти слова вырвались у него сами собой, помимо его воли.
Поппи окаменела. Руки под одеялом… нет, они не сжались в кулаки, они словно выпустили когти.
– Лучше бы ему держаться подальше отсюда.
Что-то с ней было не так. Поппи и раньше могла сердиться, но сейчас в ее реакции появилось нечто ей несвойственное: Фил никогда прежде не слышал в ее голосе этих агрессивных ноток. У него перед глазами промелькнули кадры из триллеров: марширующие мертвецы, ходячие трупы, такие, как няня Джеймса.
Что будет, если Поппи и вправду прямо сейчас умрет? Сильно ли она уже изменилась?
– Я выцарапаю ему глаза, пусть только попробует сунуться! – сказала Поппи. Ее пальцы сжимались и разжимались подобно кошачьим когтям.
– Поппи, Джеймс сказал мне, кто он на самом деле.
Странно, но со стороны Поппи не последовало никакой реакции.
– Он подонок, животное.
Что-то в ее голосе заставило Джеймса содрогнуться.
– Я сказал ему, что ты никогда не захочешь стать такой же, как он.
– Ни, за что, если это означает всегда быть с ним рядом. Я не хочу его видеть.
Фил долго смотрел на нее, затем медленно откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Его рука непроизвольно потянулась к макушке, где он почувствовал резкую сильную боль.
С Поппи что-то случилось. Ему не хотелось это признавать, но она действительно казалась странной. Нелогичной. И теперь он понимал, что она начала меняться с той минуты, когда Джеймса выставили за дверь. Так что, возможно, она и в самом деле находилась в странном, пограничном состоянии: уже не смертная, но еще и не вампир. Она не способна здраво рассуждать. Все обстояло именно так, как предсказывал Джеймс.
«Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать».
Он должен спросить ее.
– Поппи, – Фил подождал, пока на нем остановится взгляд ее зеленых немигающих глаз, – когда мы с ним говорили, Джеймс сказал, что ты согласилась… измениться. До того, как ты рассердилась на него. Это правда?
Поппи удивленно подняла брови.
– Я рассердилась на него, – согласилась она, как будто поняла только половину вопроса. – А знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты всегда его ненавидел. Теперь мы оба его ненавидим.
Фил помолчал минуту и осторожно продолжил:
– Да-да, конечно. Но когда ты не была на него сердита, тогда, раньше, ты хотела стать такой же, как он?
Вдруг на лице Поппи промелькнула тень рассудка.
– Я просто не хотела умирать, – сказала» она, – мне было страшно и очень хотелось жить. Если бы врачи могли мне помочь, я не согласилась бы на это. Но они ничего не могли сделать.
