газет и пустых пивных банок. При виде меня его потрескавшиеся губы растянулись в стороны, и он высунул язык, больше напоминающий бычий. Несмотря на то, что я стоял рядом, он не прекратил свои неуклюжие прыжки, а вместо этого издал низкий стон, совершенно неблагозвучный и дикий. Раскрыв рот еще шире, он стал омерзительно водить языком по своим желтым зубам, после чего хрипло заревел под суровый, несущийся из динамиков грохот.
Юэн гонял свой единственный компакт-диск. Альбом «Аутопсия некрофила», записанный какой-то скандинавской блэк-метал-группой, о которой я никогда до его появления не слышал. Коробка была давно потеряна, и мне казалось странным, что диск еще проигрывался. Вся рабочая поверхность была в царапинах и жирных отпечатках.
Я прошел в комнату и выключил музыку. Я был напуган. Я понятия не имел, кто этот человек. И чем этот неудачник, едва знакомый мне по университету, занимался последние десять лет. Но порицать его не было никакого смысла. Даже разговаривать с этим нетрезвым олухом, живущим исключительно на диете из еды для детских вечеринок и пива, было мало смысла. Он управлял ситуацией. А мне приходилось просто слушать.
Юэн плюхнулся всем весом на кресло так, что каркас хрустнул. Ножки прочертили борозды на половицах. На подлокотнике балансировали две банки экстракрепкого пива. Должно быть, он выходил в какой-то момент, чтобы купить картошку фри, большой батончик «Марс» и полдюжины пакетиков с чипсами, которые также были навалены на кофейном столике.
Пьяный и возбужденный, Юэн пытался соединить невнятные слова в предложения.
– Я гулял, гулял. Прошел несколько миль. Дошел до старого дома Уильяма Блейка. А затем до Пекхам Коммон. Там, где ангелы на деревьях. Они все еще там.
У меня словно резко понизилась температура тела, я задрожал и затянул халат под подбородком.
– Там же, наверное, темно. – Мой голос прозвучал как-то пискляво.
– Есть множество вещей, которые можно видеть без света. – Он вытянул ноги и отхлебнул из банки, затем удовлетворенно выдохнул.
– Не сомневаюсь.
Выражение его лица стало вызывающим, затем полным ненависти. Юэн всегда был уродливым, но в этот момент я подумал, что он выглядит особенно примитивно, как опасный преступник. Несмотря на его бред про то, что в университете он был поэтом, я внезапно понял, что недооценил его. Будучи пьяным, он превращался в хулигана и задиру.
– Даже не думай смеяться надо мной, – сказал он, и подтекст был очевиден. Довольный моей реакцией, он усмехнулся и показал мне свои желтые зубы. Да, Юэн хотел, чтобы его боялись и уважали.
– Я много думал о тебе, – невнятно пробормотал он. – О том, что ты сказал. Ты заблуждался. А я был прав.
Я повернулся, чтобы уйти.
– Мне утром на работу. Над нами живут соседи. Больше никакой музыки.
– Нет, нет, нет, нет, нет. – Юэн рывком поднялся с кресла и метнулся через всю комнату ко мне. Я дернулся в сторону, и он захлопнул дверь. Запер меня с собой в этой мерзкой зале и начал раскачиваться у меня перед лицом.
– У меня есть что-то очень, очень, очень, очень, очень…
Я хотел было обойти его, но он преградил мне путь и оттолкнул назад указательным пальцем. Отшатнувшись скорее от самой мысли, чем от реального прикосновения, я отодвинулся от него подальше.
– Ты никуда не пойдешь. Понимаешь, это очень, очень, очень, очень важно. Я должен кое-что рассказать тебе. Нет… показать. Да, рассказать и показать тебе. Поэтому просто стой, где стоишь. Думаю, ты очень удивишься.
Теперь я считал его надоедливым и грубым. Проснуться посреди ночи, чтобы меня в моем собственном доме загнал в угол и запугивал какой-то пьяный незнакомец. Подвергался ли я когда-либо такому обращению?
– Сомневаюсь, – возразил я ему. – Поэтому давай быстрее. Кому-то из нас утром на работу.
– Ай-ай-ай. Это неправильный настрой.
Моя толерантность по отношению к пьяным с их заносчивой болтовней никогда не доводила до добра.
– Давай завязывай. Я хочу спать. Утром мне нужно на работу.
– Это неважно. Вот увидишь, это не имеет особого значения в порядке вещей.
– В порядке вещей? – У меня не было сил опровергать очередное его нелепое предположение. Я оплачивал из своей зарплаты ипотеку за квартиру, в которой он жил против моей воли. Неужели он не догадывался об этом? Одна мысль о том, чтобы объяснить это, вызвала очередную волну усталости.
– О да. Ты увидишь.
– Что я увижу? – Теперь нетерпение вытеснило страх, сопровождавший меня после сна. – Что ты можешь рассказать или показать мне такого, что имеет отношение к чему-то важному?
Он вскинул свою широкую ладонь вверх, требуя молчания. Затем расстегнул куртку и сунул руку внутрь. Последовала короткая борьба с внутренним карманом, после чего он вытащил грязный рулон бумаги.
– Я хочу, чтобы ты прочитал это.
Края бумаги были коричневыми и мятыми. Я вспомнил про сон, и мне стало не по себе. Вся эта ситуация, стечение обстоятельств, казались нереальными. Как если бы я больше не был частью обычного мира. В голове даже слегка помутнело.
– Сейчас три часа ночи.
– Там все хорошо изложено. – Он подошел к кофейному столику. Смахнул на пол пакеты с чипсами. Один из них был открыт, и содержимое с шумом рассыпалось по половицам. Юэн улыбнулся и воскликнул:
– О боже. – Это прозвучало наигранно и с издевкой. Затем он наклонился и положил рукопись на стол. Развернул ее и распрямил. Но стоило ему убрать руки, как лист снова свернулся в трубочку.
– Так что вот. Если сэр будет так любезен. – Он указал на диван, предлагая мне сесть.
Я сел. Прочитаю по-быстрому, чтобы этот сумасшедший успокоился.
Юэн постучал черными ногтями по рукописи, прочистил горло и произнес:
– Вручаю его сиятельству «Евангелие от Богини».
Затем он снова встал, его глаза расширились от возбуждения, в ожидании, что я разделю его благоговение перед этой грязной бумажкой. Я не хотел касаться ее. Этот человек был безумен. Ему требовался психиатр. Прижатая к немытому телу, запечатанная в любую погоду в жаркую куртку, пока он бесконечно бродил в поисках ангелов на деревьях, бумага была влажной. Я почувствовал это в трех футах от нее и содрогнулся от отвращения. – Она даже не напечатана на машинке.
– Ты все спрашиваешь меня, чем я занимался десять лет. Что ж, вот тебе ответ.
В рукописи было не больше сорока страниц.
– Ты потратил десять лет, чтобы написать это?
– Не просто написать. Потребовалась большая подготовка. И другие вещи. Понимаешь, поэзия просто так не возникает. Может, ты думаешь, что это, это, это…
Великий поэт не мог выразить свою мысль. Я уронил лицо на руки.
Юэн ходил по
