Но, разумеется, после того, как один из них выложит энное количество хрустящих купюр за камеру Кевина Дэлевена.
Поп называл этих фанатиков Спятившими потому, что большинство из них (иногда ему так и хотелось сказать — все) вышли на пенсию, купались в деньгах и просто умоляли, чтобы им пощипали перышки. Если ты соглашался потратить пятнадцать минут, кивая и поддакивая заверениям в том, с какой легкостью они могут отличить настоящего медиума от самозванца, если ты соглашался те же четверть часа слушать какие-то малопонятные звуки, доносящиеся из динамиков магнитофона, изображая на лице благоговейный восторг, тогда ты без труда мог впарить им за сто долларов пресс-папье стоимостью в четыре доллара, рассказав, что какой-то мужчина увидел в нем свою умершую мать. Стоило только улыбнуться, и они выписывали тебе чек на двести долларов. Стоило только сказать доброе слово, и они выписывали чек на две тысячи долларов. А если улыбку сопровождало слово, они просто протягивали тебе чековую книжку и просили написать требуемую сумму.
Поп всегда с легкостью обводил Спятивших вокруг пальца.
Но с камерой Кевина вышла осечка.
* * *
Поп не держал в кабинете картотечного ящичка с маркировкой: «Спятившие». Не было у него ящичков «Нумизматы» и «Филателисты». И картотеки не было. В лучшем случае на ее роль претендовала старая записная книжка, которую Поп постоянно носил в заднем кармане брюк и которая, как и бумажник, в конце концов приняла форму его ягодицы. Свои архивы Поп держал там же, где и все подобные специалисты: в голове. Ему приходилось иметь дело с восемью Спятившими. Самым богатым из них был удалившийся от дел промышленник по фамилии Маккарти.
Этот миллионер жил на собственном острове в двенадцати милях от побережья. Он не доверял лодкам, катерам или яхтам, а потому нанял пилота, который при необходимости доставлял его на материк и обратно.
Поп поехал к мистеру Маккарти 28 сентября, через день после того, как приобрел камеру у Кевина (он, конечно, не расценивал сие деяние как ограбление: мальчик в конце концов собирался разнести камеру вдребезги, так что лично Поп ни в чем не ущемил права Кевина). До частной взлетно-посадочной полосы к северу от Бутбей-Харбора Поп добрался на своем стареньком, но отлично работающем автомобиле. Потом, сцепив зубы, прищурив глаза, ухватившись за стальной ящик, в котором лежала полароидная камера «Солнце-660», и сжавшись в комок, он со страхом ждал того момента, когда «бичкрафт» Спятившего, попрыгав по кочкам земляной взлетной полосы, поднимется в воздух. А потом думал только о том, что они вот-вот рухнут вниз. Это путешествие он уже проделывал дважды, и каждый раз клялся себе, что больше на такое не отважится.
Вскоре они уже летели над Атлантическим океаном, от поверхности которого их отделяли какие-то пятьсот футов. Пилот трещал без умолку. Поп кивал и изредка поддакивал, но мысли его были заняты совсем другим.
Наконец впереди показался остров с коротенькой посадочной полосой и просторным особняком, сложенным из блоков известняка и бревен. Пилот бросил «бичкрафт» вниз, оставив желудок Попа трепыхаться в воздухе над ними. Они крепко ударились о землю, но самолет, к изумлению Попа, не развалился, а покатился вперед и замер, не доехав до края полосы.
Убедившись, что остался жив и невредим. Поп прежде всего подумал о том, что Бог — еще одна выдумка Спятивших… по крайней мере на время перелетов в этом ужасном летающем гробу.
— Отличный день для полета, не так ли, мистер Меррилл? — спросил пилот, откидывая трап.
— Лучше не бывает, — буркнул Поп и поспешил к дому, в дверях которого, широко улыбаясь, уже стоял его Спятивший.
Поп пообещал показать «самую удивительную вещь, которую ему довелось видеть», и Седрик Маккарти сгорал от нетерпения. «Ему достаточно одного взгляда, чтобы ухватить наживку», — решил Поп. Однако сорок пять минут спустя он возвращался на материк, не замечая тряски и воздушных ям, в которые то и дело нырял «бичкрафт». Мысли Попа были о…
Он нацелил полароидную камеру на Спятившего и сфотографировал его. В ожидании, пока проявится первая фотография, Спятивший сфотографировал Попа… и когда полыхнула вспышка, не услышал ли Поп Меррилл чего? Не услышал ли он низкого, приглушенного рычания черного пса? Или причиной всему — старческое разыгравшееся воображение? Однако…
Седрик Маккарти, удалившийся от дел промышленник, а теперь номер один в списке Спятивших, с детским любопытством наблюдал за процессом проявления, а когда наконец изображения стали четкими, на его лице отразились недоумение и даже презрение. И безошибочная интуиция Попа, отточенная пятьюдесятью годами уговоров, мягкого убеждения, намеков на наличие другого жаждущего покупателя, подсказала, что его обычно надежные методы на этот раз не сработают. В мозгу Седрика Маккарти вспыхнул большой оранжевый трафарет: НЕ ПОКУПАТЬ.
Но почему?
Черт побери, почему?
На фотографии, сделанной Попом, белый блеск, подмеченный Кевином, превратился в зуб. Только не в зуб, а в клык. На фотографии, сделанной Маккарти, появились и соседние клыки.
«У этой чертовой собаки не пасть, а медвежий капкан», — подумал Поп. Перед мысленным взором возникла своя же рука, попавшая в эту пасть. Собака не кусала руку, не вцепилась в нее мертвой хваткой, а просто отхватила, как отхватывает двуручная пила тонкую ветку. А если собака вцепится ему в пах? Если…
Но Маккарти что-то сказал и ждал ответа. Поп посмотрел на потенциального клиента, и последняя надежда на успешное завершение сделки растаяла как дым.
Спятивший, который мог провести с тобой весь день, пытаясь вызвать дух твоего дорогого, безвременно ушедшего дяди Неда, исчез. Его место занял другой Седрик Маккарти: трезво мыслящий реалист, который двенадцать лет подряд входил в публикуемый журналом «Судьба» список самых богатых людей Америки. И не потому, что ему досталось приличное наследство, которое он не растратил, а приумножил: Маккарти был гением прикладной аэродинамики и с большим успехом реализовывал свои знания на практике. Конечно, по богатству он не мог сравниться с Говардом Хьюзом, но в конце жизни и не обезумел, как Хьюз. Правда, если речь шла о пси-феномене, Маккарти тут же становился Спятившим. Вне этой области он был акулой, рядом с которой Поп Меррилл выглядел жалким карасем, лениво плавающим в мутном пруду.
— Извините. Немного отвлекся, мистер Маккарти.
— Я сказал, что это весьма занимательно. Особенно если учесть, что снимки чуть разнесены во времени. Как это делается? Камера в камере?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
