Эдвард смотрел на меня ничего не понимающим растерянным взглядом.
— П-прости! — выдавила я.
Он притянул меня к себе, прижимая к холодной мраморной груди.
— Не могу, Белла, нельзя! — взвыл он как подраненный.
— Пожалуйста! — умоляла я, уткнувшись носом в его грудь. — Эдвард, прошу тебя!
Может, он не смог больше выносить моих слез, может, его смутила внезапность атаки, а может, у него, как и у меня, больше не было сил бороться с желанием. Он отыскал мои губы и закрыл их страстным поцелуем, простонав от бессилия.
И мы продолжили с того места, где прервался мой сон.
Проснувшись утром, я лежала не шевелясь, стараясь дышать как можно ровнее. Глаза открывать было страшно.
Моя голова покоилась на груди у Эдварда, который тоже лежал не шевелясь и не касаясь меня руками. Плохой знак. Как же страшно показать, что я уже не сплю, и выдержать возможный гнев — неважно на кого обрушенный, на меня или на него самого…
Я глянула сквозь прикрытые ресницы. Эдвард лежал на спине, закинув руки за голову, уставившись в темный потолок. Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо. Оно было совершенно бесстрастным.
— Мне бежать в укрытие? — робко поинтересовалась я.
— Немедленно! — подтвердил он, поворачиваясь ко мне с ехидной улыбкой.
Я облегченно вздохнула.
— Прости! Ни в коем случае не хотела… Не знаю, что на меня нашло ночью. — Я помотала головой, вспомнив беспричинные слезы и глубокое горе.
— Ты так и не рассказала, что тебе снилось.
— Не рассказала. Зато показала. — У меня вырвался нервный смешок.
— О… — Эдвард заморгал. — Вот как. Надо же.
— Это был замечательный сон! — Эдвард не отвечал, поэтому, выждав несколько секунд, я решилась: — Ты меня простил?
— Еще думаю.
Я села в кровати, оглядывая себя. В этот раз никаких перьев. Однако перед глазами тут же все поплыло, и я откинулась обратно на подушки.
— Ой! Голова закружилась.
Эдвард моментально обнял меня.
— Ты долго спала. Двенадцать часов.
— Двенадцать? — Странно.
Я поспешно — и как можно незаметнее — осмотрела себя. Все в порядке. Синяки на руках старые, желтеющие. Попробуем потянуться. Тоже нормально. Даже лучше, чем нормально.
— Инвентаризация пройдена?
Я смущенно кивнула.
— И подушки вроде не погибли.
— Подушки — нет. А вот твоя… м-м… пижама — увы, да. — Эдвард кивком показал на лоскутки черного кружева, раскиданные по шелковым простыням у изножия кровати.
— Какое несчастье! Она мне нравилась.
— Мне тоже.
— Еще жертвы есть? — робко поинтересовалась я.
— Придется купить Эсми новую кровать, — оглядываясь через плечо, признался Эдвард. Я повернула голову и наткнулась взглядом на жуткие царапины, избороздившие спинку.
— Хм, — нахмурилась я. — Странно, что я не слышала.
— Ты отличаешься поразительной невнимательностью, когда чем-то увлечена.
— Да, я слегка увлеклась. — Щеки от смущения стали пунцовыми.
Эдвард коснулся моей пылающей щеки и вздохнул.
— Румянца мне будет очень не хватать.
Я вглядывалась в его лицо, опасаясь найти признаки сожаления или недовольства. Но оно было спокойным и непроницаемым.
— А ты как себя чувствуешь?
Эдвард рассмеялся.
— Что смешного?
— У тебя такой виноватый вид — будто преступление совершила.
— Примерно… — пробормотала я.
— Подумаешь, соблазнила собственного не особо сопротивлявшегося мужа. Тоже мне криминал.
Ишь ты, подкалывает.
Щеки запылали сильнее.
— «Соблазнить» подразумевает некоторый умысел.
— Положим, я неточно выразился, — уступил Эдвард.
— Ты не сердишься?
— Не сержусь… — ответил он с грустной улыбкой.
— Почему?
— Ну, во-первых, на этот раз обошлось без увечий. Я нашел способ контролировать избыток эмоций, перенаправив его в другое русло. — Он покосился на поцарапанную спинку кровати. — Наверное, потому что я уже знал, чего ждать.
Я улыбнулась:
— Вот видишь! Говорила же, главное — побольше практики.
Эдвард покачал головой.
Тут у меня в желудке заурчало.
— Человекам пора завтракать! — рассмеялся Эдвард.
— Пожалуй, — кивнула я, спрыгивая с кровати. И тут же зашаталась от резкого движения, как пьяная. Спасибо Эдварду, подхватил — иначе врезалась бы в комод.
— Ты что это?
— Если в следующей жизни останусь такой же неуклюжей, потребую компенсацию за моральный ущерб.
Завтрак готовила я — простую яичницу, на кулинарные изыски терпения бы не хватило. Не дожидаясь пока дожарится, я перевернула ее на тарелку.
— И давно ты стала есть яичницу подрумяненной стороной вверх? — поинтересовался Эдвард.
— Только что.
— А ты в курсе, сколько яиц съела за эту неделю? — Он вытащил из-под раковины мусорную корзину, полную голубых упаковок.
— Надо же… — удивилась я, проглатывая обжигающий кусок. — Это у меня на острове аппетит разыгрался. — А еще сны странные снятся и равновесие ни к черту. — Но мне здесь нравится. Правда, нам, наверное, все равно скоро ехать, если не хотим опоздать к началу семестра в Дартмуте? Ух! Еще ведь жилье надо найти и все такое.
Эдвард присел рядом.
— С колледжем можешь больше не притворяться. Ты ведь своего добилась? А уговор мы не заключали, так что никаких обязательств.
Я возмущенно засопела.
— Все по-честному, Эдвард! В отличие от некоторых я не строю целыми днями хитроумные планы. «Как бы так поинтереснее вымотать Беллу?» — передразнила я. Эдвард рассмеялся. — Мне правда нужно еще капельку побыть человеком. — Я пробежалась пальцами по его обнаженной груди. — Мне пока мало.
— Ради этого? — Кинув на меня недоуменный взгляд, Эдвард перехватил подбирающуюся к его животу руку. — То есть дело только в сексе? — Он усмехнулся. — Мог бы и раньше догадаться. Разом прекратил бы кучу споров.
— Наверное, — рассмеялась я.
— В тебе столько человеческого, — повторил Эдвард уже когда-то сказанное.
— Знаю.
— Значит, едем в Дартмут?
— Не бойся, я на первой же сессии вылечу…
— Я тебя подтяну. — Улыбка стала шире. — А в колледже тебе понравится.
— Думаешь, еще не поздно искать жилье?
Эдвард виновато улыбнулся.
— У нас там вроде как есть дом… На всякий случай.
— Ты купил дом?!
— Недвижимость — оптимальное вложение средств.
Вот значит как.
— Тогда едем.
— Только сперва узнаю, можно ли не возвращать пока машину «до»…
