— Это наверняка Фримонт, — ответила я. — Злится на меня за то дело, где мы вместе работали.
Он снова кивнул, приятно улыбаясь:
— Федерал тонко намекнул, что если вас задержат, он может найти причину попросить местное отделение ФБР посмотреть, в чем дело.
— Это, ручаюсь, привело вас в восторг, — улыбнулась я.
Карие глаза стали темными и пустыми.
— Мне не хочется, чтобы феды мутили воду у меня в пруду.
— Не сомневаюсь, Уилкс.
У него лицо натянулось, и я поняла, насколько он зол.
— Какого черта вы сюда влезли, Блейк?
Я наклонилась вперед, облокотившись на стол.
— В следующий раз тщательней готовьте подставу, Уилкс.
— Он всего лишь учителишка в школе. Откуда мне было знать, что он трахается с Истребительницей?
— Мы не трахаемся, — автоматически ответила я и откинулась в кресле. — Уилкс, чего вам надо? Зачем этот разговор с глазу на глаз?
Он запустил руку себе в седоватые волосы, и я поняла, как он на самом деле нервничает. Просто боится. Чего? Что тут может твориться в этом Богом забытом захолустье?
— Если обвинение в изнасиловании будет снято, Зееман может покинуть город. Вы и все прочие валите с ним. Нет травмы — нет фола.
Спортивная метафора — я просто поражена.
— Я сюда приехала не вынюхивать ваши делишки, Уилкс. Я не коп. Я приехала вытаскивать Ричарда из беды.
— Если он уедет, никакая беда ему не грозит.
— Я не его опекун, Уилкс. Не могу за него ничего обещать.
— А откуда это у школьного учителя телохранители взялись? — спросил Уилкс.
Я пожала плечами:
— А чем вам так помешал школьный учитель, что вы ему состряпали обвинение в изнасиловании?
— У нас свои секреты, Блейк, у вас свои. Вы гарантируете, что он уедет из города и увезет своих убийц, и все мы останемся при своих секретах.
Я глянула на свои ладони, лежащие на столе плашмя. Потом снова на Уилкса, прямо ему в глаза.
— Я поговорю с Ричардом, посмотрю, что я могу сделать. Но до этого ничего обещать не могу.
— Заставьте его послушаться вас, Блейк. Зееман наивен и кристально чист, но мы с вами знаем, что почем.
Я покачала головой:
— Да, я знаю, что почем, и знаю, что обо мне говорят. — Я встала. Он тоже встал. Мы смотрели друг на друга. — Да, это правда, я не всегда держусь буквы закона. Одна из причин, по которой мы перестали встречаться, как раз и есть кристальная чистота Ричарда, которая создает мне головную боль. Но есть у нас одно общее качество.
— Какое?
— Отвечать наездом на наезд. Ричард — по моральным соображениям, потому что это правильно. А я — потому что такая я зараза.
— Зараза, — повторил Уилкс. — Мел Купер никогда уже не сможет ходить, не хромая, и владеть левой рукой в полном объеме.
— Не надо было ему лезть на меня с ножом.
— Если бы не было свидетелей, вы бы его убили?
Я улыбнулась и даже сама почувствовала, что улыбка эта не была ни веселой, ни приятной.
— Я поговорю с Ричардом. Надеюсь, что вы избавитесь от него до завтрашнего вечера.
— Я не всегда был захолустным копом, Блейк. Пусть вас не обманывает внешний вид — я не дам вам лезть в мои дела.
— Забавно, я именно так о вас и думала.
— Ну и хорошо, — сказал Уилкс. — Значит, мы друг друга поняли.
— И я так думаю.
— Надеюсь, что завтра до темноты вы и ваши друзья уже будете за пределами города.
Я посмотрела в эти карие глаза. Случалось мне видеть глаза и более страшные, более пустые, более мертвые. Глаза шерифа нельзя было назвать глазами профессионального убийцы. Даже глазами хорошего копа: я видела в них блеск страха, почти паники. Нет, видала я глаза пострашнее. Но это не значит, что он не убьет меня, если представится случай. Напугай как следует даже хорошего человека, и никогда не скажешь заранее, на что он способен. Напугай человека плохого — и тебе грозит беда. Наверное, Уилкс еще никогда никого не убивал, иначе на Ричарда не пытались бы повесить изнасилование. Они бы повесили на него убийство или просто убили бы. Так что Уилкс еще не соскользнул в бездну окончательно, но если ты обнимаешь кричащую тьму, то кончишь убийством. Уилкс, быть может, этого еще не знает, но если мы не оставим ему выхода, сообразит.
Когда я вернулась к пансионату, было уже больше семи вечера. В августе в это время еще светло, но было понятно, что уже поздно. Какая-то мягкость ощущалась в свете, усталость в зное, будто день сам не мог дождаться вечера. А может, это я так устала.
Лицо болело. Зато хотя бы обошлось без швов на губах. Фельдшер в «скорой помощи» сказал, что надо будет наложить пару швов, а доктор в приемном покое, когда мы приехали, сказал, что так обойдется. Очень светлый момент был. Я терпеть не могу обезболивающих уколов. А швы без обезболивания мне тоже накладывали, и тоже без всякого удовольствия.
Перед коттеджами стоял Джемиль. Он переоделся в черные джинсы и футболку с улыбающейся физиономией. Она была прорезана посередине, что обнажало брюшной пресс. У меня в балльной карточке вполне хватало привлекательных мужчин, но у Джемиля был такой красивый живот, какого я ни у кого не видела. Рельефные мышцы под гладкой кожей выступали, как дранка на кровле. Даже казалось, что это не по-настоящему: я раньше думала, что телохранителю для работы не требуется брюшной пресс, похожий на булыжную мостовую. Ладно, у каждого свое хобби.
— Жаль, я пропустил самое веселое, — сказал Джемиль и осторожно дотронулся до моей распухшей губы. Я не смогла не дернуться от боли. — Удивляюсь, что ты дала кому-то поставить себе фонарь.
— Она это нарочно сделала, — пояснил Шанг-Да.
Джемиль посмотрел на него вопросительно.
— Анита притворилась, что потеряла сознание, — пояснил Джейсон. — И вид у нее был действительно жалостный.
Я пожала плечами:
— Никому я не позволяла специально бить ботинком по моей роже. Но уж если меня свалили, я стала показывать, как мне больно. Таким образом мы сами могли бы выдвинуть обвинения в нападении.
— Я не знал, что ты так хорошо умеешь врать, — заметил Джемиль.
— Век живи — век учись, — ответила я. — А где Ричард? Мне нужно с ним поговорить.
Джемиль оглянулся на один из коттеджей, потом снова на меня. На его лице было выражение, которого я не могла понять.
— Моется, переодевается. Он два дня провел в одной и той же одежде.
Я вгляделась в это тщательно сделанное лицо, пытаясь понять, чего он мне не говорит.
— Джемиль, в чем дело?
— Ни в чем.
— Джемиль, не зли меня. Мне надо говорить с Ричардом — и прямо сейчас.
— Он в душе.
Я мотнула головой, и она от этого заболела.
— Ладно, хрен с ним. В каком он домике?
Джемиль покачал головой:
