В порыве безудержной любви к собаке, Анжелка схватила таксу на руки, и та тут же лизнула её в нос. Маша не сводила с девушки глаз.
– Ну, вот! Представляешь, она подбегает к нему и вдруг взвизгивает, поджимает хвост и пятится задом. Вот тогда я плюнула на свой страх и ринулась к Якову. Я же чего подумала? Что он мёртвый, раз собака так себя повела.
Анжела перевела дыхание, сняла с колен таксу, встала с дивана и принялась разливать по изящным фарфоровым чашечкам уже остывший чай. Маше не терпелось услышать продолжение этой истории. Но она чувствовала, что не стоит торопить Анжелу, чтобы не сбить с мельчайших подробностей, которые та вполне сможет упустить при спешке.
Наконец, она закончила хлопоты и вернулась на прежнее место. Неспешно смакуя напиток, Анжела задумалась о чём-то, мысленно уносясь в одной ей ведомые события того дня. Маша ждала.
– Слава, Богу, он был жив! – вскоре тихо продолжила Анжела. – Но его внешность ужаснула меня. Кожа, обожжённая солнцем до волдырей, красные белки безумных глаз, слюна, стекающая из приоткрытого рта. Мне теперь страшно спать ложиться. Боюсь, что приснится кошмар с Яковом. Я даже на ночь стала к рюмочке прикладываться. А что? Врачи советуют, тридцать грамм в день лечебное действие оказывает. И расслабляет опять же! Как выпью немного, так на ласку и тянет. Папуля от этого ещё щедрее делается. Всё что хочешь, говорит, хоть звезду твоим именем назову…
Анжелу опять понесло в другую степь.
– Слушай, не томи! – Маша не выдержала и резко перебила её. – Договаривай про Якова!
– Ой! Вечно меня заносит! – опомнилась девушка – Так, на чём я остановилась? Ага, короче, крыша у мужика набекрень, совсем прохудилась. Вызвала я скорую. Те его в психушку прямым ходом и повезли. Вот так… – горестно закончила Анжела.
«Тупик! – отчаялась Маша. – И ведь явно, Яков что-то знает о детях. Родила я тринадцатого. Он появился у Анжелы на участке четырнадцатого, уже невменяемый. Может это Яков был тем, скрытым в темноте помощником, которому бабка детей передавала? Что-то надо делать, но что?»
Девушки посидели в тишине. Маша напряжённо осмысливала полученную информацию. Необходимо было найти больницу, куда увезли несчастного Якова, и попытаться самой разговорить его.
– Ты знаешь, где у вас психиатрическая лечебница? - уточнила она у Анжелы. - Его точно туда отправили?
– Точнее некуда, – часто закивала девушка, – говорю тебе! Он овощ совсем был. Бормотал нечто невразумительное.
– Что бормотал??? – заволновалась Маша. – Вспомни! Это очень важно, очень!
– Блин! Не помню я, Маш! Ерунду какую-то. Песенку что ли детскую? Или стишок…
Она задумалась. Маша затаила дыхание.
– Точно! – хлопнула внезапно Анжела себя по лбу. – Песенку! Как же оно…Вроде так:
Народились злобы дети
Чтобы жить на белом свете.
На пути у них не стой,
Вмиг расправятся с тобой.
Чего-то та-та-та, и пока их только два… Тебе это о чём-то говорит? Маш, что с тобой! Маша!
Маша вмиг потеряла сознание. Очнулась она от противного аммиачного запаха. Анжелка пропитала нашатырём кусок ваты и водила им у её носа. Маша скривилась и чихнула.
– Фу, Маш, напугала ты меня! От чего ты в обморок-то брякнулась?
– Со мной так бывает, Анжел. Сосуды плохие.
Маше не хотелось посвящать постороннего человека в свои проблемы. После посещения женской консультации, наученная горьким опытом, она прекрасно понимала, что её историю с исчезнувшими детьми и мифической беременностью не воспримут адекватно. К тому же, от Анжелы она вряд ли узнает что-то дельное, что поможет ей в будущем. Надо прощаться с ней и разыскать больницу, где содержат безумного Якова. Пока он –
единственная ниточка в её расследовании, связывающая с исчезнувшей бабкой Василиной.
Выяснив, как добраться до клиники, Маша покинула радушную хозяйку. Рейсовый автобус подвёз девушку до самых больничных ворот и, выпустив удушливое облачко выхлопных газов, укатил дальше по маршруту. На остановке вместе с ней никто не вышел. Маша осмотрелась. Территория больницы была роскошная, с высокими старыми тополями и клёнами. Неширокая заасфальтированная дорожка, вся в трещинах, сквозь которые проросла сорная трава, вела к самому зданию, которое являло собой печальное зрелище. Серого цвета, неказистое, трёхэтажное, с двумя несуразными колоннами при входе. Вероятно, ремонта оно не видело уже десятки лет. Местами штукатурка отвалилась, и от этого здание выглядело плешивым, словно некий старый монстр архитектуры. Квадраты окон закрывали решётки. « Как в тюрьме! Какое там! Хуже! Господи! Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума!» – Размышляла Маша, шагая по дорожке к больнице.
Девушка добралась до кривых ступеней, ведущих к входу, поднялась по ним и подошла к двери. На ней висела латунная табличка « Приёмные часы понедельник, среда с 16.30 до 19.00» И ниже закреплённая кнопками картонка с кривой надписью « Не стучать! Звонить в звонок!»
Маша позвонила. Резкий звук гулко разнёсся по этажу, будто пустого помещения. Никто не открывал. Девушка сбежала по ступеням и поглядела вверх, пытаясь различить за стёклами подобие движения, хоть какие-нибудь признаки жизни. Здание молчаливо взирало на неё мутными глазницами окон. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял недовольный дед, одетый совсем не по погоде: в душегрейку и растоптанные, обрезанные по щиколотку, валенки. Он важно поправил на носу очки, одна из дужек которых крепилась к ним синей изоляцией, и проворчал сурово:
– По делу пришла? Или озорничаешь?
Маша обрадовалась появлению старика. Она легко взбежала по лестнице.
– Что вы! Какое озорство! – сбивчиво заговорила Маша. – Конечно, по делу! Больного мне необходимо повидать! Очень срочно!
– Ишь ты, прыткая, какая! Притормози. Что за больной? Как фамилия?
– Фамилия? Я не знаю… – смешалась девушка.
– Не зная броду, не суйся в воду – насупился дед. – Ходят здесь всякие, от дел отвлекают! Давай, давай, освобождай территорию!
– Помогите мне! – в отчаяньи девушка молитвенно сложила руки. – Умоляю! Яков его зовут!
– Длинноволосый здоровяк? – оживился старик. – Тот, что всё время песенку про детей бубнит? Он?
