Глава 28
В четверть третьего утра, когда Девкалион, сидя за рабочим столом Виктора в главной лаборатории, закончил просмотр файлов, ему показалось, что он услышал далекий вскрик, жалобный, как вскрик потерявшегося ребенка.
Учитывая характер некоторых экспериментов, проводившихся в этом здании, крики, скорее всего, слышались тут часто. Вот и окна заложили кирпичом не только для того, чтобы в них не заглядывали посторонние. Кирпич отсекал и тревожащие звуки, которые могли долететь до проходящих мимо людей.
Сотрудники, подопытные, те, кто вышел из резервуаров сотворения, все без исключения были жертвами своего безумного бога, и Девкалион их жалел. Со временем он надеялся освободить их всех от боли и отчаяния, не по одному, как освободил Аннунсиату и Лестера, а, каким-то образом, всех вместе.
Но сейчас он не знал, как освободить их разом, а потому, после звонка Майкла, намеревался квантовым прыжком покинуть «Руки милосердия» и присоединиться к детективам. Не мог отвлекаться на те ужасы, которые творились сейчас в этом здании.
Когда вскрик повторился, более громкий и продолжительный, но по-прежнему далекий, Девкалион осознал, что не слышит в нем ни ужаса, ни физической боли, но не мог определить, что именно выражает этот крик.
Он постоял, прислушиваясь… и только тут понял, что уже поднялся со стула.
В тишине, последовавшей за вскриком, чувствовалось ожидание, как те, которые на секунду-другую обычно разделяют яростную вспышку молнии и раскат грома. Здесь, однако, звук пришел первым, пусть и слабый, но такой же ужасный, как самый громкий громовой раскат.
Девкалион ждал эквивалента вспышки, но через полминуты услышал лишь еще один вскрик.
По этому третьему вскрику Девкалион не смог определить его источник, но он напомнил ему крики, которые гигант слышал в неких снах, уже двести лет мучавших его. И снилась ему не та ночь, когда он ожил в первой лаборатории Виктора, а другие, более ужасные события, возможно, предшествующие его появлению на свет.
Девкалион пересек главную лабораторию, переступил порог, увидел, что коридор пуст.
Вскрик вновь достиг его ушей, один, тут же второй. Более громкие, чем в лаборатории, но все равно далекие.
Иногда Девкалиону снился старый каменный дом. В комнатах штукатурка на стенах потрескалась и пожелтела. Освещались они масляными лампами и свечами. Когда дул сильный ветер, с чердака доносилось какое-то зловещее постукивание, словно бестелесная Смерть в черных одеяниях вышагивала там всю ночь напролет. Но самое страшное таилось не наверху, а внизу. Узкая лестница с каменными ступенями вела к обитой железом двери, а за ней находились запретные комнаты подвала, в которых иногда стоял резкий запах протухшего сала, а иной раз там пахло солеными слезами.
Здесь, в старой больнице, крики донеслись с другого этажа, ниже или выше, Девкалион сказать не мог. Направился к лестнице в конце коридора, подождал, с таким ощущением, что видит тот самый сон, только в другом месте.
Как и в знакомом кошмарном сне, перспектива подняться или спуститься на этаж вызывала жуткий страх, и он предпочел бы бродить по комнатам между этими полюсами ужаса, не поднимаясь и не спускаясь по лестнице.
Но теперь вскрик донесся с верхнего этажа. Более отчетливый, молящий и скорбный.
Именно такие крики он иногда слышал в своих кошмарных снах.
Девкалион поднялся по лестнице на следующий этаж «Рук милосердия».
В старом каменном доме, который мог быть настоящим, а мог существовать только в его воображении, в своих снах он многократно спускался в подвал, но не заходил дальше первой комнаты. Всегда просыпался, задыхаясь от безымянного ужаса.
Дважды с масляной лампой он поднимался на чердак этот дома-из-сна. Оба раза снаружи бушевала непогода. Ветер гулял по чердаку, и увиденное в свете масляной лампы шокировало его.
Поднимаясь по больничной лестнице, Девкалион почувствовал, что может потерять равновесие, и ухватился за поручень.
Его «скроили» из частей трупов, украденных с тюремного кладбища. Его руки, большие и сильные, ранее принадлежали душителю.
Поднявшись на этаж выше и потянувшись к ручке двери в коридор, Девкалион вновь услышал крик, и донесся тот сверху. Он продолжил подъем, наблюдая, как его могучая рука скользит по поручню.
Глаза он получил от убийцы, который орудовал топором.
Девкалион чувствовал, что на более высоком этаже «Рук милосердия» его ждет зрелище не менее страшное, чем то, что открылось ему в свете масляной лампы на чердаке дома-из-сна. В эту судьбоносную ночь прошлое и настоящее сошлись вместе, как полусферы атомной боеголовки, а будущее, рожденное из взрыва, оставалось неведомым.
Пытка постоянной осознанностью происходящего. Пытка холодом. Пытка прозрачностью полимера. Пытка стеклянной дверью морозильника.
Дрейфуя в соляном растворе, Хамелеон видит большую комнату, в которой находится холодильник. Все синее. Синее – холодное видение.
В лаборатории кипит работа. Деловые синие люди.
Возможно, они – МИШЕНИ. Возможно, они – ИСКЛЮЧЕНИЯ.
Хамелеон, если не находится в холодном соляном растворе, различает запахи МИШЕНЕЙ и ИСКЛЮЧЕНИЙ.
Запах любого из ИСКЛЮЧЕНИЙ Хамелеону нравится, запах любой МИШЕНИ вызывает ярость.
В нынешнем состоянии он ничего унюхать не может.
Стены морозильника передают вибрацию мотора полимерному мешку. Мешок – соляному раствору.
Хамелеону эта вибрация безразлична, не приносит удовольствия, но в ней нет и ничего неприятного.
Теперь же характер вибрации меняется. Она похожая, но чуть другая.
Такое случается периодически. Хамелеон достаточно разумен, чтобы сделать из этого логичный вывод.
Очевидно, что у морозильника два мотора-компрессора. Они работают попеременно, чтобы избежать перегрузки.
Опять же, если один мотор откажет, второй тут же его заменит.
На физическое состояние Хамелеона холод влияет очень сильно, на умственные способности – в гораздо меньшей степени.
Когда думать Хамелеону особенно не о чем, он сосредотачивается на информации, поступающей от органов чувств, такой, как вибрации, вызванные работой моторов-компрессоров.
И дело не в риске сойти с ума из-за условий, в которые он помещен. Он никогда не был в здравом уме.
У Хамелеона есть только одно желание и устремление – убивать. Но ему не позволяют реализовать себя, отсюда и все эти пытки.
В синей лаборатории деловые синие люди внезапно начинают суетиться. Заведенный порядок вещей, давно уже ставший привычным для Хамелеона, резко нарушен.
Что-то необычное входит в лабораторию. Деловое и синее, но это не человек.
