– И всего-то? А я то думал, что ты по меньшей мере решила со мной развестись.
– Я никуда не уеду без тебя, – сказала она. – Разве ты этого не знаешь?
– Да знаю, наверное.
– Я хочу вернуться в Мэн. Мне он снится. Тебе когда-нибудь снился твой Восточный Техас, Стью?
– Нет, – ответил он честно. – Я вполне могу прожить и без своего Арнетта. А тебе хочется в Оганквит, Фрэнни?
– В конце концов, может быть, и да. Но не сразу. Я хочу поехать в западную часть Мэна, так называемый Озерный Район. Ты почти до него доехал, когда мы с Гарольдом встретили тебя в Нью-Хемпшире. Там есть такие красивые места, Стью. Брайтон, Суиден, Касл Рок… Озера, наверное, полны рыбой. Когда-нибудь мы поселимся на побережье. Но не в этот год. Слишком много воспоминаний. Море будет казаться слишком большим. – Она опустила глаза на свои беспокойные руки. – Если ты захочешь остаться здесь… помочь им наладить жизнь… Я пойму это. Горы тоже очень красивы, но… Я не чувствую себя здесь дома.
Он посмотрел на восток и обнаружил, что он наконец-то может назвать то беспокойное чувство, которое одолевало его с тех пор, как начал таять снег. Это была тяга к перемене мест. Слишком уж много стало людей в Боулдере. Нельзя сказать, что яблоку негде было упасть, пока нет. Но он уже начинал нервничать. Были жители Зоны, которые не обращали на это внимания, более того, им даже нравилось, что вокруг много людей. Таким был Джек Джексон, возглавивший новый состав комитета (теперь в него входило уже девять членов). Таким был и Бред Китченер. У Бреда была масса проектов, и именно ему принадлежала идея вернуть к жизни одну из телестанций Денвера. Каждый вечер с шести до часа ночи по ней показывали старые фильмы, а в девять передавали короткую сводку новостей.
Человек, который в отсутствие Стью стал судебным исполнителем, Хью Петрелла, был не очень-то ему по душе. Сам факт того, что Петрелла провел ПРЕДВЫБОРНУЮ КАМПАНИЮ, чтобы занять эту должность, внушал Стью недоверие. Он был суровым пуританином с топорными чертами лица. У него было семнадцать человек в подчинении, и на каждом заседании Комитета Свободной Зоны он пробивал себе дополнительное количество людей. Петрелла не был плохим человеком, но он был тяжелым человеком и… Стью предполагал, что со своей верой в то, что закон дает ответы на все вопросы, он стал гораздо лучшим судебным исполнителем, чем мог бы стать Стью.
– Я знаю, что тебе предложили место в комитете, – неуверенно сказала Фрэн.
– У меня такое чувство, что это нечто вроде почетного звания, не так ли?
На лице у Фрэн появилось облегчение.
– Ну…
– И еще у меня такое чувство, что они будут рады, если я откажусь. Я был бы единственным переизбранным на новый срок членом старого комитета. А ведь мы были комитетом кризиса. Теперь никакого кризиса уже нет. А что насчет Питера, Фрэнни?
– Я думаю, к июню он уже сможет путешествовать, – сказала она. – И я хотела бы дождаться, пока Люси родит.
Со дня рождения Питера – 4 января – в Зоне родилось еще восемнадцать детей. Четверо умерло, но с остальными было все в порядке. Очень скоро должны были начать рождаться дети от невосприимчивых к супергриппу родителей, и было весьма вероятно, что ребенок Люси окажется первым.
– Как насчет того, чтобы выехать первого июля? – спросил он.
Фрэн просияла.
– Ты согласен! Ты … правда хочешь?
– Конечно.
– Ты говоришь это только для того, чтобы доставить мне удовольствие?
– Нет, – сказал он. – Другие люди тоже потихоньку начнут уезжать. Не все, но некоторые.
Она обвила руками его шею и прижалась к нему.
– Может быть, это будут просто каникулы, – сказала она. – А может быть… может быть, нам действительно там понравится. – Она посмотрела на него робко. – Может быть, мы захотим остаться.
Он кивнул, но в душе усомнился в том, что кто-то из них двоих сможет примириться с жизнью на одном месте в течение многих лет.
Он посмотрел в сторону Люси и Питера. Люси сидела на одеяле и подбрасывала его в воздух, как мячик. Он хохотал и пытался схватить ее за нос.
– А ты думала о том, что он может заболеть? И ты сама? Что, если ты снова забеременеешь?
Она улыбнулась.
– Но есть же книги. Мы с тобой можем прочитать их. Не можем же мы всю жизнь провести в страхе, правда?
– Да нет, конечно.
– Книги и хорошие лекарства. – Фрэнни взяла его за руки. Глаза ее сияли. – Мы испытаем нашу удачу и проживем нашу жизнь так, как нам хочется.
– О'кей. Мне нравятся твои слова.
– Я люблю тебя, Восточный Техас.
– Взаимно, мадам.
Питер снова расплакался.
– Пошли посмотрим, что там стряслось с императором, – сказала она, поднимаясь на ноги.
– Он попытался ползти и ушиб себе нос, – сказала Люси, передавая Питера Фрэн. – Бедняжка.
– Бедняжка, – согласилась Фрэн и положила Питера себе на плечо. Он прислонился головой к ее шее, посмотрел на Стью и улыбнулся.
Люси перевела взгляд с Фрэн на Стью, а потом вновь посмотрела на Фрэн.
– Вы уезжаете, так ведь? Ты уговорила его?
– По-моему, да, – ответил Стью. – Однако, мы поваландаемся тут, пока не увидим собственными глазами, кто там сидит у тебя в животе.
– Я рада, – сказала Люси.
Питер уснул. Втроем они стали подниматься к тому месту, где был накрыт общий ленч.
Сумерки летнего вечера
Они сидели на веранде и смотрели, как Питер с энтузиазмом ползает по пыльному двору. Стью сидел на стуле с плетеным камышовым сиденьем. От долгих лет службы сиденье сильно прогнулось. Слева от него в качалке сидела Фрэн. Во дворе, по левую сторону от Питера, в лучах заходящего солнца висели качели из старой шины.
– Она ведь здесь очень долго прожила, да? – тихо спросила Фрэн.
– Долго-долго, – согласился Стью и указал на Питера. – Он запачкается с головы до ног.
– Здесь есть вода. У нее был ручной насос. Так что все удобства к нашим услугам, Стюарт.
Он кивнул. Потом раскурил трубку. Питер оглянулся, чтобы проверить, на месте ли они.
– Эй, крошка, – сказал Стью и помахал ему рукой.
Питер упал. Потом он снова встал на колени и пополз, описывая по двору большой круг. В конце покрытой грязью дороги стоял небольшой домик на колесах. Спереди к нему была прикреплена лебедка. Они старались держаться подальше от главных дорог, но лебедка все равно часто была кстати.
– Ты чувствуешь себя одиноко? – спросила Фрэн.
– Нет. Пока нет.
– Боишься за ребенка? – Она похлопала себя по животу, который пока был абсолютно плоским.
– Нет.
– Пит будет ревновать.
