Руди взглянул на груду бумажек, беспорядочно наваленных на столе, и кивнул. Приходилось порой напоминать ему, что он на крючке.
— Ну а теперь — за работу.
Руди проследовал за ним в гостиную. Гостиная находилась в самом сердце пентхауса; в ней не было окон, но стеклянный потолок зрительно расширял пространство. Солнце как раз вставало, и освещенное небо прикрывали роликовые металлические жалюзи, которые опускались с помощью лебедки, приводимой в движение специальной ручкой.
Мебели в комнате не было, полимерная пленка покрывала пол из твердой древесины. В обязанности Руди входило к наступлению рассвета готовить эту комнату для Джонни. Он расставлял рядами мелкие металлические подносы — как клумбы в оранжерее.
Джонни расстегнул ширинку и пустил в первый поднос аккуратную струйку крови. Лужица растекалась, пока не достигла краев. Джонни оборвал струю и перешел к следующему подносу, затем к следующему. Таким образом он наполнил тридцать семь подносов, каждый глубиной примерно в четверть дюйма. Его отекшее тело приобрело нормальную форму, кожа на лице подтянулась и стала гладкой, одежда села по фигуре.
Стоя в дверях, Джонни наблюдал, как Руди вращает ручку, поднимая жалюзи. Лучи света, как копья, пронзили стеклянный потолок и тяжело рухнули на подносы. Утреннее солнце подходило лучше всего, было самым чистым. Подносы слегка задымились, будто сковородки с томатным супом. Появился запах, который Джонни казался отвратным, но тепленькие — даже дампиры — его не различали. Как старый вампир, которого вытолкнули на беспощадный дневной свет, кровь стала сворачиваться в гранулы. Через пару часов она превратится в красную пыль, подобную марсианским пескам. В драк.
После полудня, пока Джонни спал в своем белом гробу, выложенном атласом, к нему в квартиру явилась команда благочестивых католических мальчиков. Их страх перед ним был сильнее, чем кровавые крюки, засевшие в их мозгах. Под руководством Эльвиры они разобрались с подносами, зачерпывая кровяную пыль и по строгой мере засыпая ее в конвертики из фольги («понюшки» или «уколы»), каждый из которых в розницу стоил по пятьсот долларов. После заката мальчики (а также и пара девочек) занимались распространением, продавая драк в клубах, на вечеринках, прямо на улице или в темных закоулках парков — везде, где собирались дампиры.
Этот порошок, в городе известный под названием «драк» или «кровь летучей мыши», можно было вдыхать, глотать, курить или растапливать до жидкого состояния и затем вкалывать в вену. У новичков эффект от дозы длился всю ночь, перегорая лишь с восходом солнца. Пару недель спустя клиент уже крепко сидел на крючке, становился дампиром, и для того, чтобы оставаться в форме, ему нужны были уже три-четыре дозы за ночь. О более отдаленных последствиях еще никто не знал, хотя дампиры со стажем, такие как Ноктюрна, часто страдали от серьезных солнечных ожогов и даже проявляли некоторые признаки склонности к самопроизвольному возгоранию. Помимо багровой жажды — неодолимого желания выпить глоток-другой крови, дампиры, разумеется, испытывали острую потребность в дополнительных доходах, которые позволили бы им удовлетворять свою зависимость. Джонни эта сторона дела не слишком волновала, а вот «Дейли Багл» в статьях от редакции постоянно сообщал об учащении случаев хулиганства, мелкого грабежа, взлома автомобилей и прочих мелких мероприятий по сбору средств.
Пока что Джонни по-прежнему оставался единственным поставщиком качественного продукта. «Триады» в период своей неудачной авантюры разбавляли иссякающий драк острым перцем, томатной пастой и стертыми в порошок кошачьими фекалиями. Благочестивые католики и сами поголовно были дампирами, хотя стоило кому-нибудь из них превысить свою дозу, как Джонни вышвыривал его вон и к драку больше не подпускал, — поэтому они были предельно честны во всем, что касалось денежных расчетов. Основной статьей расходов у Джонни были откаты мафиозным кланам, владельцам клубов, вышибалам, полицейским патрулям и другим отчасти заинтересованным лицам.
Скоро Джонни Поп уйдет на покой. Одних денег ему было мало, он жаждал большего. Энди убедил его в том, что не менее важна известность.
Уорхол и Тэйвел сняли «Лоск» («Veneer», 1965), первую экранизацию «Дракулы» Брэма Стокера (1897). Стефен Кох (Stephen Koch) в книге «Звездочет: Мир Энди Уорхола и его фильмы» («Stargazer: Andy Warhol's World and His Films», 1973) сообщает следующее: «Уорхол вручил Тэйвелу экземпляр романа, сказав при этом, что, возможно, проще будет составить сценарий на основе художественного произведения, чем вымучивать его из собственной фантазии. Он также сообщил, что приобрел права на книгу Стокера за три тысячи долларов; фильм должен был получиться хороший. И он получился. Нетрудно предположить, почему „Дракула“ произвел на Уорхола такое впечатление. (Надо сказать, что вопреки мифу, который он сам распространяет, Уорхол человек весьма начитанный.) Эта книга пропитана сексуальностью насилия; она рисует образ бескомпромиссного, эротичного франта-вампира, безмятежно повелевающего сворой верных слуг; она рассказывает об унижении, которое творится в мире одновременно фантастическом и отвратительном; это история, которая является и правдой и вымыслом; это — намеренная ложь. Попутно поднимается и классовая проблема… Думаю, Уорхол очень глубоко проник в сокровеннейшую тайну Америки — болезненное, вызывающее глубочайший протест ощущение классовой принадлежности. Не следует забывать, что мы говорим о сыне полуграмотных иммигрантов, что его отец был сталеваром в Питсбурге. И Уорхолу пришлось пройти через американское классовое унижение и через американскую бедность — причем его переживания во многом определялись спецификой его мировосприятия. И хотя „Дракула" был написан британцем, в этой книге многое сказано о проблеме классовой сексуальности, граничащей с духовным превосходством».
Пробуя Эди на роль юношески озабоченного, сребровласого Дракулы (настоящего Драколушки), Джерарда Малангу на роль умеющего сражаться, но униженного Харкера, а Ондайна — на роль хитроумного Ван Хельсинга, Энди населил свою «фабричную» Трансильванию и Карфаксское аббатство (декорации одни и те же — полотнища черной ткани, увешанные серебристой паутиной) заблудшими душами. Уорхол понял, задолго до Френсиса Форда Копполы, что сложности, связанные с экранизацией романа, можно обойти волевым усилием. И он подошел к этому делу с недоверчивой осторожностью, желая быть полностью уверенным в том, что у него получится «настоящий» фильм. Ронни Тэйвел прочел по меньшей мере половину книги; потом ему это надоело, и он состряпал сценарий за свои привычные три дня. Поскольку съемки должны были идти нон-стоп, с перерывами только на замену бобины, Тэйвел рассудил, что нужно организовать настоящие репетиции и что актерам придется снизойти до того, чтобы выучить свой текст наизусть. Смертельно боясь бунта на корабле, Уорхол попросту саботировал назначаемые Тэйвелом репетиции и даже съемки фильма, приглашая на «Фабрику» представителей прессы и прочих паразитов, которые за всем наблюдали и во все вмешивались, отсылая Малангу с какими-то ничтожными поручениями или таская его по вечеринкам, продолжающимся ночь напролет, чтобы он не высыпался и не имел возможности даже прочесть сценарий (как и в книге, Харкер говорил больше, чем остальные). Еще раз процитируем Коха: «Все возможное было сделано для того, чтобы отогнать ощущение, будто съемки фильма — это работа, что это требует такой же концентрации внимания, как любая работа, и в день съемок „Фабрика" оказалась просто очередным „местом действия“ для очередной вечеринки».
